– Мне, Айкантару Мирилу, выпала великая честь представить интересы всех свободных магов Ордена. Наши братья и сёстры, блуждающие в тени варварского мировоззрения называют нас предателями… но разве они сами не предали ли великие идеи свободы? Что плохого в том, что мы желаем равенства, что мы желаем изменений, что мы желаем справедливости? Глупы те, кто взывают к традициям и долгу, ибо, что есть выше личной свободы? Сегодня, в этот момент, я хочу убедить вас, сторонники диктата, что вам не удастся подавить наше праведное стремление к справедливости, равенству и свободе.
Чародей-люциит спешит уйти с площади и Азариэль печальным взглядом провожает мага. Он не думал, что отторжение к старым идеям Ордена так сильно въестся в разумы многих братьев и сестёр и сейчас с грустью понимает, что так просто это всё не закончится.
И закончив свою речь, маг предоставил слово другому оратору, который тоже стремился переубедить восставших. К трибуне из стана лоялистов спешит выйти крупный коренастый орсимер. Его одеждой выступает толстый кожаный камзол, опускающийся практический до пят, скудной расцветки, плотные штаны из серой ткани и ботинки. Орк размашистой походкой проследовал к трибуне и тут же сходу стал говорить; его тяжёлая грубая речь пронеслась по зале гулким эхом:
– Я Гарзак-гро-Багол, мастер Директората, и мне суждено говорить от лица мастеров. Мы, такие, какими нас создали наши предки, и измениться не можем. Наша структура и правила это и есть основа Ордена, его стрежень… если его вынуть, всё рухнет. Представьте, что будет, если изменить фундамент дома. Если его разворошить, и на его обломках построить новый фундамент, то, сколько этот дом простоит? Он развалится после первой бури. Я говорю о том, что ничего менять не нужно, – пытаясь убедить присутствующих в своей правоте, говорил представитель мастеров. Спасибо, у меня всё.
На место мастера из Ордена спешит занять место крепкий с чёрным длинным волосом нордлинг, на котором сверкают аметисты и топазы, коими обшиты красивые пёстрые одежды светло-фиолетового оттенка. Он размашистой походкой приблизился к трибуне и, окинув взглядом, пылающим ненавистью к лоялистам, низким голосом озвучил доклад:
– Меня зовут Рагнар Тяжёлый Молот, и я говорю от имени свободных мастеров и Директората. Они утверждают, что изменив структуру и сущность Ордена, мы будем сломлены. Это ложь, наглая убогая ложь! – воскликнул Рагнар и его слова задрожали от неприязни, которую он питает к лоялистам. – Вы не давали Ордену развиваться по канонам свободы! Вы не давали ему менять структурную сущность по воле просвещённых братьев и сестёр, заставив структуру нашу заржаветь… покрыться коррозией. А толку-то в клинке, съеденном ржавчиной!?
Азариэлю, кажется, что Люций играет – на каждый аргумент лоялистов он предлагает свой, будто бы отбивая каждый выпад. Молодой последователь старых законов Ордена с горечью вынужден наблюдать за тем, как Орден распался. Но от внутренних размышлений Азариэля оторвал шум лязга брони и нефритовый взгляд приковался к могучему воителю, чьи одеяния представлены панцирным малахитовым доспехом, выполненном в дизайне брони из Хай Рока.
– Теперь я скажу, – раздавался на всю залу могучий голос воина. – Я Йорик Элдерсон, служу главой в рядах паладинов больше десяти лет. За всё время службы я видел, как братья и сёстры проливали кровь… вместе. Я видел, как мы вместе выступали против самых мерзких тварей тьмы, без страха и упрёков. И что же происходит сейчас? Вместо великой цели искоренения нечисти по всему Тамриэля мы впали в мелкую грызню идей… достойно ли это воина? Достойно ли это нашего Ордена? Достойно ли это памяти наших предков и предшественников? Нет, не достойно.
Никто больше не идёт из рядов люциитов. Все сидят и смотрят за тем, как глава паладинов медленно взбирается по лестнице под абсолютное молчание.
– Мы пропустим ваших, – сказал Люций, не поднимаясь с места.
– Хорошо, – зазвучала речь Регента. – Занесите этот момент в Протокол. Кто там ещё?
На этот раз рядом с Азариэлем и Регентом промелькнула высокая фигура, на которой колышется белоснежный стихарь с откинутым капюшоном. Вместе с ней слегка развиваются и длинные волосы, обрамляющие вытянутое треугольное красивое лицо. Её зелёные глаза устремились в полуамфитеатр в поисках разумения, но нашли только отторжение и злобу. Через мгновение полился её негромкий, но уверенный и крепкий голос: