Крушение России. 1917

Еще более непримиримо были настроены земгоровские организации, не связанные, в отличие от Думы, какими-либо правовыми и процедурными ограничениями. 12 марта 1916 года в Москве одновременно открылись общеземский и общегородской съезды. Князь Львов в приветственной речи провозгласил: «Отечество в опасности. Очевидно отпадение от общих народных стремлений правительственной власти…» Московский голова Челноков вторил ему на городском съезде: «Вначале мы собирались помогать раненым и только. Но когда мы увидели, что правительство ведет страну к гибели и готовит армии разгром, мы из инстинкта самосохранения, из инстинкта государственности, того инстинкта, который чужд правительству, принуждены были вмешаться, взять дела в свои руки. Мы не хотели заниматься политикой, но нас заставили сделать и это. Когда мы увидели, что правительство не помогает, а только мешает нам, мы должны были поставить вопрос об удалении правительства и замене его таким правительством, которое пользовалось бы доверием народа… И с этими господами, следовательно, нам более говорить не о чем». Кроме самого Челнокова наиболее бурные оцации сорвали представители национальных окраин, заявившие свое недовольство русификаторской политикой правительства; а также представитель казачества Макаров, обещавший, что время, когда казаки выступали против народа, прошло и «никогда более этого не будет. У казачества раскрылись глаза»[1205].

На следующий день 80 руководителей крупнейших городов и земских организаций собрались на банкет в хорошо знакомом москвичам ресторане «Прага». Осведомители охранного отделения записали немало любопытного. В качестве основных гостей были представители Финляндии, Польши и Закавказья. Главную речь держал Милюков, призвавший к победе над внешним врагом и внутреннему устроению, которое предполагало одоление собственного правительства. Финский представитель Бьернборг в ответном слове обещал полную поддержку в этом благом деле, чтобы превратить отстаиваемый официальным Петроградом лозунг «finis Finlandiae» в finis, то бишь конец самого правительства, влекущего великую страну к гибели. Лидер связанной с кадетами польской организации Ледницкий выражал благодарность либеральной общественности за борьбу во имя обновления общей родины. Но, как и положено на банкетах, наибольший успех имел кавказец — тифлисский градоначальник Хатисов, который заявил, что в его краях правые отсутствуют, а есть только умеренные или крайние левые, которые только и ждут сигнала для начала решительных действий: «Теперь правительству не удастся более, как в 1905 г., натравливать одну кавказскую нацию на другую, бросить с ножами татар на армян и т. д. Все кавказские народы теперь прекрасно понимают, кто их общий враг; пусть знает Россия, что в борьбе с обнаглевшей, бесстыдной бюрократией бойцы Кавказа будут в первых рядах». Член московской городской управы Николай Астров выражал уверенность, что война «разрушит последний оплот бюрократии, так как союзница правительства и правых — Германия — будет разбита»; в то же время русская общественность «в своих стремлениях получает такую опору, как либерально настроенные Англия и Франция».

После банкета, за сигарами гласный Петроградской думы Новиков охотно делился с раскрывшими рот провинциальными делегатами последней, сверхдостоверной информацией о том, как именно управляет страной прогерманская клика во главе с Распутиным. Кадет и масон Некрасов раскрывал детали замысла формирования организации, способной снести правительство. Речь шла фактически о воссоздании «Союза союзов», куда вошли бы уже работавшие бок о бок Земгор и военно-промышленные комитеты, а также ряд других структур, которые в срочном порядке создавались под крылом самоуправляемых организаций — всероссийские рабочий, крестьянский, кооперативный и торговый союзы. На заседании же съезда Некрасов добавит еще один важный компонент: «Могу заявить, что такая преступная деятельность правительства по достоинству оценена в армии. Там все видели, поняли и сделали необходимые выводы»[1206].