Круть

– Не знаю точно. Мы с величайшими предосторожностями заглянули туда один раз и не будем повторять опыт. Есть шанс, что джинн вырвется из бутылки, даже если просто посмотреть на него через систему зеркал с задержкой и записью.

– Что мы увидели? – спросил я.

– Там происходит быстрый циклический процесс. До конца мы его не понимаем, поскольку омнилинк-скан невозможен по соображениям безопасности. Удалось установить следующее: сначала Варвара некоторое время кричит «Янагихара! Янагихара!». В ней лавинообразно нарастают ужас и скорбь. Затем что-то происходит, и ее эмоциональное состояние резко меняется. Она разражается победоносным хохотом и начинает вопить «Янагихаре! Янагихаре!». При этом она испытывает крайнее торжество, переходящее в оргазм. Частота процесса – десять-пятнадцать герц. Для мозга это сверхвысокая нагрузка. Особенно вредны скоростные оргазмы, потому что они не могут полноценно отрабатываться гормональным комплексом. Но мы не способны повлиять на происходящее в ее сознании, не соединив его так или иначе с нашим миром.

– Подождите, – сказал я, – подождите-ка. Я понимаю, что ей отрубили все корпоративные нейросети. Никакой симуляции нет. Контактов тоже. Сбросили в полную перцептуальную тьму. Так сказать, в сон-одиночку. Но ведь ее мозг подключен к миру через системы жизнеобеспечения. Питание, подогрев, все вот это. Он же не в вакууме висит?

– Не в вакууме, – согласился Ломас.

– Разве Ахилл не может выбраться через эти коммуникации?

– В том-то и дело, что нет. Нас защищает великий водораздел сознания и материи. Он непреодолим. Мозг – это материальный объект. А Ахилл существует на тонком плане, и для побега ему необходим информационный контакт с другими сознаниями. Единственный известный нам мост из мира материи в мир духа – это сам человек или другое живое существо, способное взаимодействовать с материальной реальностью. В случае Варвары Цугундер этот мост разрушен.

– Но у Ахилла огромные магические силы.

– И что с того? Чтобы проявить их на нашем плане, ему необходим вписанный в реальность аватар. Именно поэтому для него так важно было получить новое воплощение. Сейчас единственное сознание в его власти – это Варвара. У него больше нет контакта с миром. Только с ней.

Я вспомнил покрытое дырами тело Кукера.

– А Варвара точно в его власти? А не наоборот?

Ломас отхлебнул коньяку.

– Good point, – сказал он. – Мы действительно не знаем, что там происходит. Возможно, Варвара пятнадцать раз в секунду одерживает окончательную победу над патриархией в масштабе всего космоса. Тогда она самый счастливый человек на земле… Но мы это вряд ли выясним точно. Сканировать ее мозг опаснее, чем разряжать бомбу в темноте.

– Что с ним сделают?

– Сейчас для мозга Варвары достраивают специальный шахтный бункер в Ватикане. Сестра Люцилия сказала, что вокруг ее банки будет создан особый молитвенный покров. Двенадцать размещенных по кольцу цереброконтейнеров с баночными монахинями-кармелитками, постоянно читающими барьерную молитву…

Ломас глянул на поедающего очередной мандарин Сердюкова. Капитан все так же покойно глядел перед собой. Для него мой рот не шевелился.

Смешно, подумал я, Ломас Сердюкова видит, а Сердюков Ломаса – нет. Наверно, это правильно. Должны же быть привилегии у сотрудников корпорации. Но, может быть, это и в жизни так? Какие-то сущности видят нас всегда, а мы даже не знаем, что они на нас смотрят.

– Ладно, Маркус, – сказал Ломас. – Сердюков решил, что вы задремали. Не заставляйте его ждать. Прогуляйтесь-ка с ним в колонию для финальной инспекции. Омнилинкдопуск к его импланту у вас есть. Поглядите, все ли там в порядке. Вдруг мы что-то упустили… Договорим потом.

Ломас исчез. А вслед за ним растворился в воздухе и поднос с коньяком.

– Капитан, – позвал я, – вы еще здесь?

– А?

– Извините, – сказал я, – задремал.

– Я понимаю, понимаю, – улыбнулся Сердюков. – Такой шок. Удивительно, что вы вообще говорите.

– Я уже в порядке. А у вас-то как дела?

– Да не очень хорошо, – ответил Сердюков. – Если честно.

– Что такое?

– Да вот помните, когда «Калинка» вас на детонацию программировала… Вас тогда отпустили, а меня эти мававы оставили для полиграф-проверки. Ну и нашли, жабы чертовы, один грешок.

– Какой?

Сердюков махнул рукой и покраснел.

– Даже признаться стыдно. Я, когда с собеседования в вашем офисе возвращался, решил немного похулиганить. Ну, схохмить. Полугару много тяпнул на радостях. Переулок в «Сите», где ваш особняк стоит, называется «Тупик Батыя». А я его переделал в «Тупик Батая»[15]. Маркером подмалевал. Вот просто из озорства, если честно.

– Интересно, – сказал я. – Я вашу проделку не видел. Это не я донес, если что.

– Знаю. Дрон с высоты снимал. Когда вы от моего импланта отключились, меня проверять стали, нашли в базе мэтч, увидели надпись – и припаяли хулиганство с вандализмом. Правда, со смягчающими обстоятельствами. Сначала велели дело Троедыркиной закончить, потому что я в колонии все ходы и выходы знаю, а потом перевели из жандармов в пациенты. Прямо на месте. Два года впаяли… Может, полгода по досрочке скостят.

– Вот как.