Крутая дамочка, или Нежнее, чем польская панна

– Какой еще факт ты можешь констатировать?

– Например, что он по уши в тебя влюблен, и ты не вовсе к этому факту равнодушна.

– Что за ерунда!

– Я же не сказала, что ты к нему неравнодушна, – с ласковой насмешкой улыбнулась Нуцико, – только с ним надо быть начеку, такой может дров наломать, особенно учитывая, что ты, наконец, съехалась с Даней.

– Нуца, о чем ты говоришь?

– О том, что когда женщине в твоем возрасте встречается такой… ураганный мужчина…

Ураганный? – засмеялась Марго. – Хорошо, что ты меня предупредила, что он ураганный… Знаешь, когда об урагане известно заранее, потери можно минимизировать. А в Москве, когда предупреждают об урагане, его обычно не случается. Все, ты меня развеселила, и я иду спать. Спокойной ночи, Нуцико.

Марго ушла, а Нуцико докуривала свою последнюю на сегодня сигарету. А может быть Марго нужен ураган… Он ее освежит, но не сломает. Она сильная, но… А Даню жаль… Он очаровательный и любит Марго, но любовь его почти штиль…

Марго легла и даже застонала от счастья. Как хорошо одной в кровати, как хорошо, что у Даньки ночной эфир… Он бывает у него только раз в две недели… А я не привыкла спать вдвоем. Но сказать ему, чтобы спал в другой комнате нельзя, обидится. Ничего, я привыкну. Я же люблю спать с ним. Он большой, сильный, к нему прижмешься и чувствуешь себя защищенной… И от урагана тоже? И она вновь остро ощутила то, что ощущала дважды в офисе. Что это? Просто желание…

Тошка дочитывала последнюю тетрадку дедовых дневников, взятых из Москвы. Многого она не понимала, многое казалось скучным и все же ничего более интересного она в жизни не читала. Дед открывался ей с новых, не всегда даже приглядных, сторон, он не был больше для нее тем, кем был раньше – обожаемым дедушкой без страха и упрека, всемирно знаменитым музыкантом и опорой семьи. Опорой семьи давным-давно уже стала мама, «обожаемая малышка Марго». Она всегда оказывалась рядом, когда деду было плохо, вытаскивала его из депрессий, устраивала его дела. И однажды даже выплатила за него большой карточный долг, когда он проигрался в пух и прах. Оказывается, он был слабым человеком, вечно изменявшим жене, впавшим в состояние близкое к истерике, когда жена заболела и он не смог эмигрировать… То есть он даже собирался уехать один, но мама тогда ему не позволила, понимая, что его отъезд добьет бабушку. И сыновей своих он не любил. Леву еще хоть как-то, признавал за ним его обаяние и странно радовался тому, что сын такой же чудовищный бабник, как он. Но была в жизни деда эта таинственная Н., которая, как явствовало из дневников, частенько прочищала ему мозги. Возможно именно этим и вызывала у него «бурю чувств».

«Вчера, наконец, встретился с Н. Я все так же люблю ее. Она опять за многое ругаламеня, как выражаются молодые «прочищала мне мозги». От нее я готов принять любую хулу, она мне дороже иной хвалы. Удивительное существо… Я знаю, она тоже любит меня, но зачастую и ненавидит. Понимаю, что в общем-то сломал ей жизнь, но она сама так хотела… Если быть честным до конца, «до дней последних донца», я во всем свете люблю ее и Марго…»

На этом кончилась последняя тетрадь, из тех, что она взяла с собой. Надо завтра поехать с мамой в Москву. Мама… Я ужасно ее люблю, она у меня самая лучшая. А что я скажу Таське? Ладно, что-нибудь придумаю, ясный блин.

– Тошка, ты чего в такую рань вскочила? – удивилась Марго.

– Мамуль, с добрым утром! Я с тобой в Москву поеду?

– Зачем это в такую жару?

– Мне надо! Кое-что из дому взять, книги там, диски, и вообще я целую неделю торчала на даче безвылазно, надо ж дать мне выходной!

– Ладно, выходной так выходной, – согласилась Марго. – Но надеюсь ночевать приедешь?

– Ясный блин!

– Я тебя умоляю без блинов!

– Хорошо, сейчас не масленица, обойдемся без блинов.

– Ой вай мэ, какая ты пустомеля! – засмеялась Эличка.

Марго как раз допивала кофе, когда приехал Даниил Аркадьевич.

– О, рад, что тебя застал! Привет, солнышко. Тоша, а ты почему так рано встала?

– Еду с мамой в Москву. Между прочим, я вчера слушала вашу передачу.

– С ума сошла?

– А если мне не спалось?

– И какие впечатления?

– На фиг вы пригласили эту Морковцеву? Писательница… Двух слов связать не может, ударения ставить не умеет. А наглая… жуть просто.

– Ах, Виктория, твои бы мозги, да нашему руководству.

– Оно у вас совсем что ли безмозглое?

– Да нет, просто держит нос по ветру. Но с другой стороны у этой Морковцевой есть своя аудитория.

– Да ну, типичная лимитчица и пишет тоже для лимиты!

– А ты читала?

– Заглянула. Кто-то оставил ее книжку у мусоропровода. Я взяла, прочитала две страницы и отнесла обратно, но уже спустила в мусоропровод.