Крутая медь

– Не бывает, – сказал он. – Есть что-то, чем могу помочь? А то у меня дела.

– Вполне понимаю, – ответил я. – Эти ребята вызвались добровольцами, помогать оркестру?

Эрнест кивнул.

– Именно так. А еще в ближайшем будущем они будут делать все, о чем я их попрошу, вплоть до чистки ботинок и ремонта машины. Сами вызвались это делать, чтобы послужить блестящим примером для всех молодых парней округа Кингмэн, желающих и дальше дышать воздухом свободы и иметь хоть какой-то шанс играть в футбол в следующем сезоне. Это правильно, джентльмены?

– Да, сэр, – в унисон ответили Донни и Тайлер.

Я не удержался от ухмылки. Жаль, что не слышал разговор Гаррета и Эрнеста, когда тот снял с него наручники. Видимо, Донни и Тайлеру предоставили выбор между арестом и покаянием. Не знаю, уверены ли они до сих пор, что правильный выбор сделали.

– Что-то смешное, мистер Маркс? – спросил Эрнест.

– Нет, сэр, – ответил я, качая головой. – Просто хотел поздоровкаться.

– Понял, – сказал Эрнест, приподнимая очки. – Возможно, больше ничего не захочешь сказать. А то что-то голос больно знакомый.

Я отдал ему честь, как и в прошлый раз, а затем развернулся и пошел к двери.

Но увидел Элизабет и Гаррета у задней двери. Элизабет махала рукой, подзывая меня.

Сделать вид, что я не заметил, не получилось бы, и я подошел.

– Не думаю, что вы официально знакомились, – сказала Элизабет очень быстро, как всегда в тех редких случаях, когда нервничала. – Мэтью Маркс, это Дэвид Гаррет. Дэвид, я и Мэтт раньше были женаты.

Мы с Гарретом пожали друг другу руки.

– Я тоже женат был, – сказал он.

– Но не на Элизабет.

– Повезло меньше.

– Пока не бранитесь? – спросил я, глядя на Элизабет.

Она возвела глаза к небу, будто молясь о силе духа.

– О’кей, это к делу не относится. А сейчас я хочу пирога. Дэвид?

– Иди пока, – сказал он. – Я бы хотел чуть-чуть поговорить с мистером Марксом наедине.

Глаза Элизабет расширилсь.

– О, это очень плохая мысль.

– Обещаю вести себя хорошо, – сказал Гаррет.

Я улыбнулся ему понимающей улыбкой.

– Я тоже, как он.

Элизабет подняла руки, сдаваясь.

– Здесь заместитель шерифа. Так, на всякий случай говорю.

И она вышла.

– О’кей, – сказал Гаррет. – Я тебя узнал, даже без черной краски на лице.

– Я догадался.

– И могу предположить лишь одну причину, по которой ты там оказался. Ты следил за мной и Элизабет. И пришел туда следом за нами.

Мне даже в голову не приходило, что Гаррет может о таком подумать. Я открыл было рот, чтобы сказать, что он ошибается, и вдруг понял, что лучше позволить ему остаться при этом мнении.

– Это было глупостью и никогда не повторится, – сказал я.

– Хорошо бы, – сказал Гаррет. – На этот раз спущу на тормозах, поскольку ты помог мне выпутаться. Но возвращать тысячу баксов не буду, для начала, потому что не могу. Мой брат теперь со мной живет. Люди думают, что я богат, но я всего лишь распорядитель наследства, оставленного моей мамой. В личной собственности у меня только зарплата школьного учителя, а это значит, что лишней тысячи у меня никогда не бывает. Очень жаль, но это так.

– Ничего страшного, – ответил я. – Это был мой выбор.

И деньги твоей мамы, добавил я про себя.

Гаррет кивнул.

– Хорошо. Я ничего не скажу Элизабет насчет того, что ты там тогда был. Каждому из нас придется начинать с нуля.

Он снова протянул мне руку.

Мы снова пожали друг другу руки, очень быстро, явно того не желая. Затем он открыл дверь и сделал жест рукой.

– Пойдешь на праздник?

Я уже хотел было отказаться, но поглядел на толпу людей и столики с едой на стоянке. И увидел за поварским столом Бобби Энтони. На нем была бейсболка «Guns & Ammo» и футболка с надписью «Люблю родео» под застиранную джинсовую куртку.

Я кивнул Гаррету и вышел наружу. Подождал, пока он не подойдет к Элизабет, стоявшей у заваленного пирожными стола.

Я двинулся следом за Бобби Тоном, к краю толпы. Он заметил меня и остановился у фонарного столба, прислонившись к нему и снимая пластиковую обертку с бумажного лотка с овсяным печеньем. Я подходил ближе, когда он откусил кусок.

– Сам знаешь, сейчас все на шоколадные бросаются. А я вот скажу, что нет ничего лучше хорошего овсяного печенья. Настоящего, с карамельным сахаром, сам понимаешь.

Он протянул лоточек мне.

– Давай, Мэтти, за мой счет.

Я взял одно печенье и попробовал.

– Хорошее, – сказал я. – На четыреста баксов не тянет, но неплохое.

Бобби оскалил щербатый рот.

– Ладно, если бы я знал, что ты эти четыре сотни долларов честным трудом заработал, то чувствовал бы себя виноватым. Но я знаю, кто тебя вырастил. Лично я в ад не верю, так что надеюсь, что он вкушает овсяное печенье и косячки одесную Господа. Прямо сейчас.

– Какие особенные у тебя небеса, Бобби, – сказал я, оглядываясь по сторонам. – Да и земля особенная. По которой ты можешь ходить среди людей, которых ты наколол, зная, что они тебя не тронут.

Он кивнул и доел печенье.

– Господь мой милосерд, – сказал он, указывая пальцем в небеса. – Поэтому я уверен, что твоя маленькая девочка тоже там. Запомни, Мэтти. Если у тебя украли что-то драгоценное, ты не можешь украсть это обратно. Ни с небес, ни на земле. Даже не пробуй.