Крутись-вертись, женопродавец

— Знаю, что ты подумал. Думал, что зашибешь здесь скорую деньгу. — Харриган грубо схватил его за руку. — И ты можешь. Поверь, парень, ты можешь! Но только если изменишь свое отношение. Черт возьми, можно подумать, что мы чем-то незаконным тут ведаем. Проснись, пацан — двадцать первый век на дворе! Механоэротическая промышленность — одна из самых крупных в стране! Позволь мне сказать тебе кое-что, сынок. Тебе страшно повезло жить в наше время. Историю-то проходил? Хотелось бы тебе родиться сто лет назад, когда на нашу страну падали бомбы? Или, быть может, еще на пару-тройку лет пораньше, когда тут жило сто восемьдесят миллионов человек — то есть, втрое больше, чем сейчас? Подумай сам — сто восемьдесят миллионов ублюдков наводняли города и раскатывали по дорогам в паршивых, отравляющих воздух автомобилях! Старые-добрые деньки — смех, да и только! Тогда даже первые модели не были изобретены! Молодой парень вроде тебя был не в состоянии позволить себе больше, чем одну женщину из плоти и крови — и нужно было вкалывать, аки пёс, всю жизнь, чтобы прокормить ее. Никаких примочек! Никаких новых моделей! Никакого обмена! Я не против живых женщин — сам был женат целых пятьдесят лет, и мы с ней научились друг с другом ладить. Но подумай, какой бы была жизнь, если бы этим все дело и ограничивалось. Подумай, какой бы была жизнь, если бы на такое счастье тебе бы приходилось еще и работать до седьмого пота.

Харриган взял паузу, потом — подпустил в голос торжественности:

— Только подумай об этом, малыш. Знаешь, чем бы ты, скорее всего, занимался в двадцатом веке? Продавал бы автомобили, вот! Как бы тебе это понравилось? Только представь — пришлось бы тебе наживаться на тщеславии старцев и богатых снобов, или втирать очки какому-нибудь бедняку из провинции — мол, продаешь ты ему шикарную машину, а не намотавший целую жизнь драндулет. Просто скажи спасибо, что у тебя есть возможность играть честно — в нашем деле за деньги клиента отдается хотя бы одна реальная услуга.

— Честно сказать, под таким углом я на дело не смотрел еще, — пробормотал Фил.

— А теперь вот — посмотри, — сказал Харриган. — Я не возвращаюсь к себе. А ты пока пораскинь мозгами. Если хочешь попробовать эту работу — можешь начинать уже сейчас. Если не хочешь — катись отсюда. Решать тебе.

— Я… думаю, стоит попробовать.

— Тогда вперед. Заруби себе на носу — нужно сменить отношение к делу. Хороший женопродавец должен крутиться-вертеться, как белка в колесе — усек?

И он пошел к своему кабинету, не оглядываясь. Где-то с час он разбирал бумаги на своем столе, и только в полдень вышел прогуляться к стенду с бывшими в употреблении моделями.

Там он и застал юнца, порхавшего над вусмерть разбитой моделью-блондинкой семидесятого года — Харриган, если память ему не изменяла, подобрал ее в службе однодневной аренды. Юнец снял чехол с ее нейлоновых волос и активно жестикулировал в сторону маленького человечка с заячьим личиком, носившего все признаки нерешительного клиента. Оживленный голос Фила был слышен Харригану еще на подступах.

— …базовая стоимость? — говорил он. — Да забудьте вы о базовой стоимости! Этой крошке даже смазка не понадобится. Мне везло кое-что знать о ней, мистер. Видите ли, она принадлежала пожилому школьному учителю, и руки у него доходили до нее только по воскресеньям…

Мистер Харриган улыбнулся и на цыпочках заспешил прочь.