Роль, исполняемая государством, в каждой стране и в каждый период времени может быть особой. Капитализм двадцать первого века отличается от капитализма девятнадцатого века. Уроки, полученные на основе опыта, накопленного в финансовом секторе, верны и для других секторов: хотя регулирующие правила «Нового курса» в настоящее время могут и не работать, но ясно, что в наши дни необходимо не масштабное дерегулирование, а локальное, которое в одних областях будет более значительным, в других — относительно небольшим. Глобализация и новые технологии открыли возможности для появления новых глобальных монополий, обладающих такими богатствами и властью, о которых магнаты конца девятнадцатого века не могли и мечтать34. Как уже отмечалось в главе 1, агентские проблемы, связанные с разделением собственности и управления, а также та особенность, что богатством большинства обычных граждан управляют другие люди, которые, как считается, действуют в их интересах, усилили необходимость принятия более совершенных правил регулирования в области корпоративного управления.
Другие изменения, происходящие в экономике США, также могут потребовать усиления роли правительства. Сильное воздействие на природу рынка оказал и тот факт, что многие промышленно развитые страны мира стали инновационными экономиками. Рассмотрим, например, вопрос о конкуренции, жизненно важный для динамики развития любой экономики. Можно легко установить, существует ли конкуренция, например, на рынке стали, а если ее нет, имеются ли хорошо отработанные способы, позволяющие справиться с этой проблемой.
Но производство идей отличается от производства стали. Даже тогда, когда частные и социальные выгоды, получаемые при производстве обычных товаров, хорошо согласованы друг с другом, отдача от инноваций для общества и для частного сектора может заметно отличаться. Бывают даже нововведения с отрицательной социальной отдачей, примером чего можно назвать сигареты, вызывающие более сильное привыкание.
Частный сектор беспокоится о том, какую долю стоимости идеи он может присвоить себе, а не о том, какой будет общая отдача от реализации этой идеи для общества. Из-за этого рынок может тратить слишком много денег на проведение исследований в одних областях, например на разработку лекарства–дженерика, дублирующего успешное запатентованное лекарство, и слишком мало в других. Без государственной поддержки проводилось бы очень мало фундаментальных исследований, скажем, направленных на поиск лекарств для лечения болезней, свойственных бедным людям.
При применении патентной системы на первое место ставится частная выгода; социальная отдача в этом случае проявляется в том, что инновация становится доступной более быстро, чем без наличия такой системы. Очень наглядной иллюстрацией этой разницы служит исследование генов, связанных с раком молочной железы. Усилия по расшифровке всего генома человека были системными и предпринимались в глобальных масштабах, но при этом одновременно происходила гонка участников, стремившихся опередить других и в первую очередь расшифровать те гены, которые могут иметь рыночную стоимость. Myriad, американская фирма, получила патент на формулу генов рака молочной железы; эта информация стала доступна чуть раньше, чем она могла бы появиться без этого соперничества, но так как фирма настаивает на том, что цены тестов по выявлению генов должны быть высокими, то в тех странах, законы которых признают действие патентов, столь высокая стоимость тестов может привести к смерти тысяч женщин, хотя их можно было бы спасти35.
Словом, в инновационной экономике двадцать первого века правительству, возможно, придется принять на себя более важную роль — обеспечивать проведение фундаментальных исследований, на которых покоится все здание науки; задавать направления исследований, например, используя для этого гранты и премии, чтобы стимулировать исследования, необходимые доя удовлетворения потребностей страны; создавать более сбалансированный режим для того, чтобы общество могло получать большие выгоды от стимулов, к которым правительство может прибегнуть без дополнительных расходов, вызванных в том числе монополизацией экономики36.
В конце прошлого века возникла надежда (не оправдавшаяся), что в одной области потребность в участии правительства все-таки снизится: некоторые специалисты считали, что в новой инновационной экономике бизнес–циклы останутся лишь в воспоминаниях. Как и в случае со многими другими идеями, в концепции новой, не знающей спадов экономики была доля истины. Появление новых информационных технологий означало, что компании могут лучше контролировать свои запасы, а ведь многие из прошлых циклов были связаны именно с резкими колебаниями объема запасов. Кроме того, структура экономики теперь изменилась, сместив акценты со сферы производства, где важное значение имеют запасы, на сферу услуг, где запасов вообще не существует. Как я уже отмечал выше, в настоящее время в Соединенных Штатах на производственный сектор приходится лишь 11,5% ВВП37.
Александр Юрьевич Ильин , А. Ю. Ильин , В. А. Яговкина , Денис Александрович Шевчук , И. Г. Ленева , Маргарита Николаевна Кобзарь-Фролова , М. Н. Кобзарь-Фролова , Н. В. Матыцина , Станислав Федорович Мазурин
Экономика / Юриспруденция / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Образование и наука / Финансы и бизнес