Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса

Вот как по этому поводу высказалась New York Times: вопрос заключался в том, «научились ли они [члены экономической команды Обамы] чему- нибудь на своих ошибках, и если да, то чему именно». Обама подобрал в свою команду честных государственных служащих, настроенных на то, чтобы хорошо служить своей стране. В этом отношении никакой проблемы не было. Речь шла о том, как они смотрят на мир и как их будут воспринимать американцы. Нам было необходимо новое видение финансовых рынков, и для формализованного выражения этого видения и его реализации требовалось все мастерство Обамы и членов его экономической команды, проявленное в политической и экономической областях. Были ли выбранные люди, в такой степени причастные к прошлым ошибкам, подходящими кандидатурами для предложения нового видения и принятия жестких решений? Были ли они способны изучить историю и опыт других стран и извлечь из них правильные уроки? Многие из должностных лиц, на которых была возложена задача принятия важнейших решений, связанных с регулированием, уже давно имели непоколебимое мнение по всем этим вопросам. Из психологии известно, что существует явление, называемое «наращивание обязательств». Когда человек занимает какую-то позицию, он чувствует необходимость в ее защите. Экономика в этом отношении рассматривает ситуацию совсем в другой перспективе: что прошло, то прошло. Нужно всегда смотреть вперед и оценивать, в какой мере сработала прежняя позиция, и, если она не доказала своей полезности, менять ее на другую. Однако не стоит удивляться: в этом вопросе правы психологи, а экономисты ошибаются. Активные сторонники дерегулирования были весьма заинтересованы в том, чтобы их идеи доминировали даже в том случае, когда неопровержимые доказательства свидетельствовали о правоте прямо противоположных взглядов. Теперь, когда казалось, что им придется уступить требованиям по введению регулирования, по крайней мере в некоторых случаях, возникало опасение, что эти люди будут стараться разработать новые правила регулирования такими, чтобы они были максимально близки к их прежним представлениям. Когда они заявят, что предложенные ими регулирующие положения (например, относящиеся к очень динамично распространяемым деривативам) являются «правильными»: не слишком жесткой и не слишком мягкой золотой серединой между крайними вариантами, можно ли будет с доверием относиться к таким заявлениям?

Из-за включения в новый кабинет такого большого числа членов прежней команды возник еще один повод для беспокойства. Кризис продемонстрировал, что экономический анализ, применяемые модели и принимаемые решения были в значительной степени ошибочными. Это очевидно, хотя экономическая команда, конечно, хотела бы все это представлять совсем в другом свете. Вместо того чтобы быстро понять, что экономика оказалась перенасыщена плохими кредитами, основанными на ценовом пузыре, эта команда хотела верить, что депрессия на рынке является временным явлением и что, если они смогут всего лишь восстановить «доверие», цены на жилье вернутся к прежнему уровню, после чего в экономике все будет происходить так же, как в прошлом. Однако проведение экономической политики исходя из такой надежды было рискованным делом, таким же безрассудным, как и выдача банковских кредитов в период, предшествующий кризису. Последствия такого подхода проявят себя в течение следующих месяцев.

К тому же все сказанное было не просто отвлеченной дискуссией об экономике. Кто-то должен был понести убытки. Кто в итоге окажется пострадавшим, американский налогоплательщик или Уолл-стрит? Когда советники Обамы, столь тесно связанные с финансовым сектором и причастные к прошлым неудачам, утверждали, что они воздействовали на банки и заставили их пойти на максимально допустимые жертвы, чтобы не нанести ущерб их способности выдавать кредиты, разве им кто-то поверил? Будут ли американцы считать, что эти люди работают на них, а не в интересах Уолл-стрит?