Крутое время

— Верно говорится, что от одной кобылы рождаются и пегие и саврасые жеребята. В нашем роду Тана добрая половина — умные, образованные люди, а другая половина — сплошь жулье и негодяи, вроде этого самого Мамбета. Давно он баламутит народ, если бы попался мне в руки, я бы не пожалел, лично сам расстрелял такого, будь он хоть трижды родич!

Хамидулла сокрушенно покачал головой.

— Апырай, а! Надо же, не только коней угнал, но еще и джигитов взбудоражил!

Каржауов, кажется, понял, что проговорился, затеял совершенно неуместный разговор.

Он поспешно поправился:

— Да ну, куда ему будоражить-то! Разве сознательные джигиты послушают баламута? Ему бы лишь коней воровать. Разбойник, разбойник и есть.

— М-м-м, стольких коней ему девать некуда. Найдутся…

— Конечно.

Разговор брата и гостя не понравился учителю. Его раздражало то, что Хамидулла во всем поддакивал кичливому чиновнику и даже как будто согласился с тем, что Мамбет и в самом деле разбойник,

— Разбойником Мамбет никогда не был. А если угнал коней, значит, слишком велика его обида. Он бесстрашен, смел и, конечно, будет мстить, я это хорошо знаю, — сказал учитель.

— Да какая там у него обида? Поцапался с Кирилловым, наглец, вот и бесится.

Губайдулла заговорил с жаром:

— А разве это не причина? Не оскорбление? Если человек защищает свое достоинство и борется с произволом обнаглевших осрицеров-казаков, разве это плохо? Разве вы не разглагольствуете на каждом углу, что добились полной свободы? А между тем казаки бесчинствуют, как и прежде. Честь и хвала тем, кто действительно хочет быть свободным! И не только хочет, но и смело борется за высокое достоинство гражданина!..

— Вот-вот, именно такие подзуживающие речи образованных людей и сбивают с толку смутьянов, вроде Мамбета. Теперь все понятно… Верно догадался наш глава, что Мамбет именно здесь набирается крамолы… Понятно, все понятно! — взъярился Каржауов.

— Как изволите понять ваше замечание? Хотите меня одной веревочкой связать с Мамбетом?

— Вы сами себя выдали, почтеннейший учитель. — Каржауов резко поднялся. «Вот откуда зараза исходит. Мамбета натравил старый бунтовщик, он, только он! И брат его большевик, и сам он втайне им сочувствует», — со злобой подумал он. — Могу вам сообщить, что мы знаем, где сейчас Галиаскар Алибеков.

Помолчав, Губайдулла спокойно ответил:

— Уважаемый Каржауов, умный человек взвешивает каждое слово и за каждое свое слово должен держать ответ. Я не Мамбет, а Мамбет не я. У каждого свой путь, своя вершина. «…Мы знаем, где сейчас Галиаскар Алибеков», — заявляете вы. Такими словами не бросаются. Господин Жанша прекрасно осведомлен, кто я такой. С давних пор наши мнения кое в чем расходятся, но это вовсе не значит, что мы должны с оружием в руках идти друг на друга…

— Тогда почему же Галиаскар и Айтиев сколачивают отряды, захватывают оружие? Что вы на это скажете? Или Галиаскар вам не брат?

Губайдулла на мгновение задумался.

— Нет такого закона, по которому родственники должны придерживаться одних взглядов, иметь одинаковые мнения. Даже отец и сын иногда могут быть чужды друг другу. За примерами не надо далеко ходить. И Бахытжан, и Арон — Каратаевы. Оба султаны, оба образованны, однако они — люди совершенно разных идей. И даже есть слухи, что именно Арон-тюре выдал атаманам Бахытжана-тюре. Вполне допустимо, что у Галиаскара есть свои взгляды, свои идеи и цели. А мое отношение к нему — это дело сугубо личное. Одобряю я его или осуждаю, до этого нет никому дела, в этом судьей только моя честь и совесть. Совесть гражданина. Поэтому совершенно не к лицу образованному, мыслящему человеку укорять меня поступками брата.

— Перестаньте! И вы, и вы, прошу вас, перестаньте. Садитесь, дорогой гость. Чай остывает, — поспешил Хамидулла на помощь.

Но Каржауов садиться не стал, В юрте было много книг, связок газет и журналов. На стенке висели фотографии и образцы старинного оружия. Недовольный своим приездом, сердитый гость не осмеливался уходить сразу же и принял вид, что заинтересовался книгами: потом начал рассматривать фотографии, дожидаясь, пока уберут чай. Понимая настроение гостя, Губайдулла выразительно взглянул на брата, как бы говоря: «Ну зачем тебе расшибаться перед выскочкой», но обеспокоенный Хамидулла повернулся к гостю, готовясь сладкими словами уговорить офицера сесть.

Губайдулла, говоривший всегда правду в глаза, не любил лисьи замашки брата в разговоре с людьми. «В бурю хорошо иметь свое укрытие», — часто повторял тот, доказывая, что людей нужно брать лестью. «Если зол и хмур твой собеседник, нехорошо хмуриться и тебе. Пусть в таком случае твое лицо станет кротким и добрым — стужу смягчает теплынь. Скажи самому скупому человеку: «Господин, настало время всему народу показать вашу великую щедрость», и он растает, потому что мягкие, ласковые слова все равно, что сливки для потресканных губ», — говаривал Хамидулла. Вот и сейчас начал он улещивать разгневанного «гостя»: