Уже на другой день, после того как Мендигерея привезли в Джамбейты, Жанша подумал о том, что если в будущем он окажется на шатком мосту изменчивой судьбы, то не мешает заблаговременно, пока более или менее спокойно, заручиться спасительным канатом. Если большевики возьмут верх, прогонят с треском атамана Мартынова и генерала Толстова, то — кто знает — чтобы сохранить свою голову, придется протянуть руки к Абдрахману и Мендигерею… Поэтому он счел разумным обращаться с Мендигереем помягче, ласковей, не подвергать его пыткам и держать как бы в почетном заключении. Об этом Жанша не говорил Халелу открыто, но довольно ясно намекнул, сказав как-то: «В конце-концов настанет мир, мы все забудем о вражде, станем жить на одной земле и заботиться о ее благе, учтите». Он распорядился, чтобы в тюрьме Мендигерея содержали в чистоте, кормили хорошо и обращались вежливо.
Конечно, Мендигерей не знал этого, неприглядная деятельность Джамбейтинского правительства проходила на его глазах; и то, что под предлогом партизанского гнезда сожгли дотла села — Алексеевку и Александровну, и то, что дружинники Гаруна и Жанши расстреливают невинных, грабят, избивают, бросают в тюрьмы молодых и старых, детей и женщин — все это дело рьяных автономистов. Услужливый пес Гаруна — Аблаев прямо на глазах Мендигерея зарубил двух мальчиков из Фроловского. Даже Кульшан, беззащитную женщину, связали и увезли в город. Но «высокое начальство» освободило ее, видимо побоявшись слухов, что хан и тюре начали уже воевать с женщинами…
— Господин Жанша, — снова не выдержал Мендигерей. — Я — заключенный. Измывательство над невольником не делает чести образованному юристу. Если угодно, пли допрашивайте меня, или отправьте назад, в мою камеру.
— У меня к вам вопросов нет, доктор, — процедил Жанша, не оборачиваясь и по-прежнему поглядывая на дверь в глубине кабинета. Мендигерей удивился: Жанша хорошо знал, что он всего лишь фельдшер, для чего его именовать доктором.
— Вот это и называется измывательством над человеком. Зачем же тогда вызвали?
Жанша снова промолчал и настороженно, будто ждал кого-то, прислушался. Там, за дверью, отчетливо раздались шаги. Потом дверь открылась, вошли двое, а через мгновение один из них уже очутился в кабинете Жанши. Это был Халел Досмухамедов.
Как всегда прямой и резкий, он подошел к Жанше, затем обернулся к Мендигерею, стоявшему возле двери, впился в него глазами.
За год Мендигерей сильно изменился, был изможден и худ, но Халел сразу узнал его. Узнал, стрельнул глазами и гневно спросил:
— Зачем вы, Жанша-мирза, вызвали этого негодяя?
— Для вас, доктор…
— Зря беспокоились. С такими людьми разговор короткий, как в поговорке. Волк, прощаясь с волчонком, сказал: «Встретимся на тороке охотника». Чего ждать от таких отщепенцев, вместе с российскими босяками поганящих свой народ?! Или вы думаете, что он поумнел?
— Я тоже не в восторге от встречи, доктор. А что касается охотника, то это общая участь и матерого волка и неопытного волчонка. Разница лишь в том, что один будет приторочен к седлу справа, другой — слева. Однако я пока не приторочен. Настоящий охотник еще придет, да и зверь, за которым он охотится, другой… — ответил ему Мендигерей.
— Мне некогда заниматься словоблудием! — отрубил Халел и осуждающе глянул на Жаншу. Потом, подчеркивая каждое слово, веско заговорил — Агитацией, разговорами разношерстных казахов не объединить. Мы еще не доросли до такого уровня, Жанша-мирза. И напрасны ваши усилия поставить на праведный путь выжившего из ума Бахытжана и вот этого разбойника с большой дороги! Совершенно напрасны! — Только теперь Мендигерей стал догадываться, зачем его привели сюда. «Объединить всех казахов… праведный путь…» Но долго раздумывать над словами Халела он не мог. Не только слова этого резкого, самонадеянного доктора, но каждое его движение, даже дыхание раздражали Мендигерея. Он решил не выслушивать покорно ядовитые слова заклятого врага и сам бросился в наступление:
— Состязаться в красноречии мне с вами тоже недосуг, доктор. А смуту-сумятицу сеют среди казахского народа вот такие ученые мужи, как ты, отродье ханов, беков, султанов и тому подобная шваль. Не я отделил Западный Казахстан от восточных собратьев! Не я кричу на каждом углу: «Велаят!», «Ханство!», «Автономия!». Кто разобщает казахов? Вы с, вашим велаятом, Алихан со своей Восточной Автономией, Чокаев с Кокандским ханством и тому подобные герои? Или те, что хотят объединить Джетысу и Семипалатинск, Арку и Адай, Тургай и Яик и образовать республику? Кто из нас ближе к народу? Кто искренне заботится о нем? Те, что восстают против ханства и султанов, борются за подлинное равенство, хотят осуществить мечту лучших сынов народа — Срыма и Исатая? Или те, что измываются над несчастными, обездоленными казахами, бесчинствуют, насилуют, убивают, вдохновляемые правителем Салыхом, султаном Гаруном, имамом Куантаем и казачьими атаманами? А? Скажи-ка, кто из них друг, а кто враг народа? Кто защитник униженных и кто палач?..