Крутой герой

— Ну вот, а он мне говорит, что мол за десять отдам, а я говорю, что только за пять, а Ллилька башню развернула, и стволом по шермаку проехалась, я-то смеюсь, а все ругаются. Барьер потом поломали и этот дурак вперся, на море все зазвать мечтает, у меня как раз очередь на заварку подошла. В комитете этот мордоворот говорит бери за восемь, а домой-то хочется…

Подруга говорила и говорила, Андреа добросовестно кивал, хотя смысл и юмор рассказа с самого начал был для него непостижимой тайной. Ей было очень уютно у него на коленях, и всякие попытки спихнуть девушку к кому-нибудь еще оканчивались неудачей — она только крепче обхватывала Андреа за шею и приглашала заглянуть в разрез маечки. Он заглядывал, мягчел душой, в очередной раз решал потерпеть и прекращал попытки согнать ее до следующего приступа звона в ушах.

Пить приходилось наравне со всеми, но сказывалась тренировка и общие свойства организма — Андреа почти не захмелел, особенно если сравнивать с основной массой. В конце концов две „бедовые девки“ подрались прямо за столом, их бросились разнимать, но в процессе разнимания как-то получилось, что дерущихся стало уже не двое, а пятеро. Клубок орущих и царапающихся красавиц докатился и до Андреа, и он прямо с прилипчивой рассказчицей попытался встрять, но это привело лишь к тому, что в общей кутерьме словоохотливую даму у него с шеи наконец оборвали, а потом драка, выпихнув из себя Андреа, укатилась в коридор. Он подумал, и вслед решил не бегать. Теперь в комнатке казалось очень пустынно — прикорнувшая в уголке Ану-инэн с пририсованными вареньем усами, Голди с довольным видом глядящая в сторону спрятанного зеркала и еще две длинноногих крошки в коротких юбочках — длинноногих настолько, что это внушало уже не восхищение а что-то типа благоговейного ужаса. Голди перевела взгляд на Андреа, и произнесла нарочито уверенным голосом, хотя интонация и манера речи не оставляли сомнения, что она на грани полной неуправляемости:

— Ты здесь? Я вроде тебя обещала с кем-то познакомить, ах да. Марь Марыч! — на обращение повернула голову одна из манекенов и поморщилась, а Голди продолжала, как через улицу, орать:

— Марь Марыч, ты умнее меня настолько же, насколько у меня шире задница и короче ноги. Этого парня зовут Асв, он из Другой Оперы, и по моему, хрена ни в чем не понимает. Поговори с ним — он мужик приличный, и вообще… А ты, Асв, не стесняйся, спрашивай, может полегчает. А вот я сейчас пойду схожу и мне-то уж полегчает точно…

Хлопнула дверь, и та, кого назвали Марь Марыч, внимательно посмотрела на Андреа, так посмотрела, что тот смутился, а поскольку смущаться было делом непривычным, то от этого стало совсем неловко. „Что бы такого умного спросить…“ — но ничего умного не придумалось, и молчание нарушила она.

— Ну как тебе у нас?

— Неплохо.

— Ага. Пьяные как свиньи, и бабья драка, как всегда. А хочешь знать, зачем? Вон, эти дуры — царапаются да волосы рвут друг дружке, хотя на боевых каждая против двух рейнджеров насмерть стоит… И я вот тоже, ты сидишь, а я к тебе даже не подсела. Знаешь, вот так вот — она наклонилась к пустому стулу, нежно обняла его за спинку и произнесла медовым голосом:

— Милый, когда я увидела тебя, то я забыла все, и сегодня ночью я хочу быть твоей, нам никто не сможет помешать… Такая гадость! — добавила она нормальным тоном и презрительно посмотрела на стул, как будто на нем и вправду сидел кто-то. Андреа промолчал, потому что почти в точности такая ситуация повторялась каждую Историю, хотя он-то гадостью это не считал, а мнением женщин никогда не интересовался. Марь Марыч же продолжала:

— А все очень просто. Хоть по пьяни, хоть украдкой — знаешь, так хочется побыть нормальными бабами! Не Личной Гвардией этой, в рамке, а просто. Как на Линию попадешь — это все. У меня уже с десятка три мужиков было, и все как на подбор скоты, хотя и Крутые. Я их вспоминаю — противно, аж повеситься хочется, а назавтра опять, вот в этой юбке да в танк, да вперед, а там уже очередной герой поджидает, и ничего не сделаешь, не сама идешь, тебя ведут. У нас в отряде почти все героини — либо воительницы, либо вот как я, подстилка похотливая. Чего глазами хлопаешь? Голди говорит, ты сам из Крутых, так должен соображать.

— Да нет, я как-то… Ну я сам все делал, по Воле, конечно, но чтоб вот так потом мучиться…