Крутой лед

Чувствуя, что если поддамся предательской слабости страха, то сейчас же поверну обратно, я стиснул покрепче зубы, и со злостью полез вверх, беспорядочно расшвыривая комки снега. Когда через пять минут мой взгляд скользнул по вершине пика Маяковского, она была пуста, царапая голой скалой купол неба. Судя по всему, мои друзья начали спуск.

Неспешно набирая высоту по снежному склону, я постепенно приближался к ключевому участку пути. Он постепенно заполнял взгляд и сознание, подавляя своей монументальностью. Это был неширокий ледовый желоб, горловина между двумя скальными массивами, которые вертикальными бастионами вздымались метрах в ста впереди. От взгляда на горловину похолодело бы и более мужественное чем у меня сердце. Там голубела чистая поверхность ледовой стены, более крутой у начала, и слегка выполаживающейся в вышине; мне стало плохо от одного ее вида. Сознание отказывалось воспринимать мысль о попытке преодоления этого хрустального замка, неведомо как держащегося на скалах. Такой лед я впервые видел вблизи, - не абстрактно, с безопасного расстояния, а непосредственно у его начала. Мой взгляд невольно метнулся вправо, туда, куда в обход скального бастиона уходил широкий слегка заснеженный кулуар. Там, по крайней мере, не так страшно. Может быть он выводит на гребень? Или влево, - кажется, там есть шанс пройти. Но здесь!.. Затылок уперся в спину, когда голова, поднимаясь вслед за изумленным взглядом, запрокинулась назад, - здесь у меня нет никаких шансов. Я вдруг ясно увидел себя, судорожно карабкающегося по этой невероятной крутизне. Один, без страховки, уставший от долгого пути, с ненадежным снаряжением... Внезапно я, тот, что лез по горловине, вскрикнул, и в брызгах ледяного крошева сорвался вниз. Плавно, точно в замедленном кино, кувыркаясь в невесомом падении, мое тело с раскинутыми руками, разинутым в немом крике ртом и выпученными глазами скользнуло по глади отвеса, ударилось в неглубокий снег, и уже безжизненное и пустое, едва не задев меня, в ужасе замершего у края бергшрунда, покатилось за перегиб ледника. Слабо заклубился взвихренный снег, и все успокоилось. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я смог отвести взгляд от того места, где исчез мой призрак. Кровь бешено стучала в висках, и сердце колотилось так, словно хотело выпрыгнуть наружу. Я снял рукавицу, и, черпнув горсть снега, прижал ладонь к пламенеющему лбу...

Насколько я помнил описание маршрута, этот ледовый желоб рекомендовалось обходить по скалам слева. По горловине, мол, летят камни и лед, там слишком круто, а скалы же чуть положе, и надежней. Что верно, то верно. Будь у меня крючья, я бы тоже наверняка полез по скалам. Но без страховки там еще опасней, чем на льду, ибо на льду я сам создаю себе точки опоры, а на скале приходится пользоваться только теми, что уже есть. Поэтому я и решил отказаться от этого варианта, и пройти по льду.

Довольно долгое время я пытался успокоиться. Образ падающего тела возникал передо мной, стоило только поднять глаза на ледовую стену, и я в страхе сжимался. Добро бы это был кто-то другой. Так ведь нет! Это был я, я сам, и его взгляд пронзал меня горьким упреком.

В порывах крепнущего ветра закружились снежинки. Начиналась непогода. Долину ледника Орджоникидзе заволакивал туман, и башню "Маяка" тоже начали окутывать щупальца облачности. Я надел шапку, прикрыв стынущие уши. Сейчас не время обращать внимание на капризы природы, мне необходимо вылезти на вершину. Под рукавицы на руки натянул шерстяные перчатки, и до подбородка застегнул молнию анорака. Снова предстоял бергшрунд.

От трещины, петляя то вправо, то влево, я поднялся к краю горловины. Цепочка моих следов словно демонстрировала мои колебания. Мне хотелось пройти горловину, и в то же время было очень боязно соваться на ее неприступный лед. Хотелось обогнуть скалы, и уйти по кулуару вправо, а безумное честолюбие не могло смириться с капитуляцией перед сложностью маршрута. В конце концов гордость победила страх. С правой стороны нижняя крутая часть желоба была менее протяженной из-за натекавшей со скал талой воды, образовавшей панцирь льда, этакие подмостки перед основной сценой. Именно сюда я и решил сунуться. В круговерти сыплющихся снежных хлопьев, замирая от страха, я начал этот кошмарный подъем, который, казалось, уводил прямо в близкое серое небо.