– А… ну, это просто. Записку мне Простилкин написал в одно слово: «Берегись!» Я тебе ее показала и отдала, а вернуть ты мне ее не вернул. Ты сразу понял, что Костя где-то здесь! Сопоставил это с тем криком: «Предатель!» Ты почерк-то его знал… это ведь и был тот самый твой пациент, который писал письма в правительство и с помощью игры в слова пытался переустроить мир, да?
Помнится, в одном из любимых романов Алёны «Хождение по мукам» (кстати, написал его Алексей Николаевич Толстой – это если кто снова станет колебаться между Гоголем и Шевченко) у красного командира Ивана Горы от великого потрясения «рот самостоятельно открылся, как у глупого». Вот совершенно такое же мимическое приключение произошло с лицом Юрия Литвиненко.
– Откуда ты знаешь? – пробормотал он. – Ну уж этого ты никак не могла знать, если только… если только не… Но то письмо к тебе никак не могло попасть, оба экземпляра я забрал у милиционеров! Откуда ты знаешь?.. Понял! Я понял! Неужели он повторил это в другой записке?! Ты нашла ее? Ты ее не выбросила тогда? «Девочка, я твоя мама…» Ты нашла и прочла?
– Ага, так вот почему вы ко мне привязались! – покачала головой Алёна. – Кто-то видел, как он мне что-то передал?
– Видели, но не знали, кто ты такая. Я пытался тебя догнать, но не смог. Шубку заметил, но таких шубок, знаешь… Однако Простилкин твое имя шифровал и в других письмах.
– Что в имени тебе моем, оно умрет, как шум печальный! – зло сказала Алёна. – Почему вас так напрягло мое имя?!
Юрий ткнул пальцем в компьютер:
– Все ответы на все вопросы – вон в том ящике. В двух других письмах… А что до имени твоего… Простилкин слишком много на него зациклил, на это имя. Почему – надо у него спрашивать, чем ты ему так приглянулась. Но мы его все-таки прочли, ведь этот шифр я знал.
– Значит, он его и правда сам придумал?
– Ну да. А я разгадал. Шифр-то простой… как всё гениальное. Вот и ты его поняла. Интересно, каким образом? Путем длительных мыслительных усилий или случайно?
Очень хотелось соврать, но Алёна не стала пачкаться и призналась:
– Совершенно случайно.
– Ну и отлично, – кивнул Юрий. – В принципе, я всегда старался себя от случайностей обезопасить. Не люблю случайностей, потому что они могут выйти из-под контроля. Я люблю ситуации распланированные. Ну, к примеру, уговориться, чтобы тебе вовремя позвонили и пошептали всякую чушь. Нанять актера, чтобы в точности повторил прошлогоднюю ситуацию, о которой мне разболтал твой глупенький бойфренд. Организовать этот спектакль с мальчишкой, который считает, что ты искалечила всю его жизнь… союзник он оказался просто никакой! Нас на бабу променял.
Алёна вздрогнула.
Олег…
– Да, это мне непонятно. Сначала стрелял в меня, потом вдруг пожалел…
– Кто в тебя стре…? – начал было Юрий и осекся. Но было уже поздно.
Да, детективщица… Тупа же ты, однако. Интуитивистка несчастная! Ты не «Достоевский», а… Никифор Ляпис-Трубецкой! Нет, Ляпсус-Трубецкой, именно Ляпсус!
Значит, это не Олег. Не Олег! Слава те, господи! Камень с души, честное слово.
Ага, значит, зря она сегодня бежала с Московского вокзала быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла? И зря, получается, отдала мокроглазому таксисту такую кучу денег?
Черт с ними, с деньгами. Деньги – это средство, а не цель. Главное, что Олег в нее не стрелял! И он
– Ладно, хватит ужасных признаний. Впрочем, когда сойдутся два интуитивиста, разговоры между ними могут длиться до бесконечности. А между тем время не ждет. – Юрий взялся за подлокотники кресла, приподнимаясь. – Еще одно, последнее сказанье, и… Вернее, еще один, последний вопрос. Девочка, ты записку своей мамы поняла? Или еще нет?
– У меня такое ощущение, что лучше мне на этот вопрос не отвечать, – криво усмехнулась Алёна.
– А придется, – сказал Юрий. Потом он выпрямился, откинул полу куртки и совершенно обычным, лишенным всякой показушности движением вытащил из-за ремня джинсов пистолет.
Итак, Алёна, в прошлом письме я обещал тебе кое-что рассказать. А именно – историю этого замечательного преступления.
Вот она.
Жили два друга-товарища в маленьком городе N., в большом городе Нижнем Новгороде. Вернее, они были не друзьями, они были компаньонами и владели небольшой фирмой. Один из компаньонов – назовем его условно литерой П. – составил состояние рабским, каторжным трудом челнока. На заре российского капитализма возил тряпки из Турции, Италии, даже из Китая и малость разбогател. Этот П. был вдовцом, но имел дочку, которую он от пошлостей жизни всяко оберегал, мечтал, чтобы она сделалась, например, художницей или писательницей – ха-ха! Но девушка стала бухгалтером, и папа взял ее на работу в свою фирму – ту самую, которую организовал на пару с компаньоном.