Крутой мэн и железная леди

Потом, когда она переведет дух после этих безумных приключений, когда закончит роман про Федру и Иго… то есть про Ипполита, конечно. Когда съездит в Париж по приглашению хорошей девочки Марины и, может быть, заглянет мимоходом в Афины – проведать сердешного друга Алекса, ну, или вообще попутешествует… Кажется, у нее теперь будут деньги. Простилкин поклялся, что не собирается менять свое завещание, согласно которому ей принадлежит третья часть содержимого банковского сейфа. Алёна попыталась было воззвать к остаткам его разума, а он серьезно сказал, что она заслужила не только эти деньги, но и гораздо большие – за свои романы, в которых серьезно и методично изничтожала Чупа-чупса и Глеба Чужанина. Их Простилкин ненавидел лютой ненавистью… как и большая часть населения нашей, так сказать, необъятной родины.

Ну и ну… Вот так пишешь-пишешь и не знаешь, какие сюрпризы ждут тебя за каждой буковкой, сорвавшейся с твоего пера… в смысле, отщелканной твоим многострадальным компом!

Что ж, если Простилкин так хочет, Алёна не станет отказываться. В конце концов, как она только что подумала, всякий труд должен быть оплачен!

А может быть, Капа переупрямит Костю. Что-то не было у нее на личике особенного восторга от перспективы поделить двести пятьдесят тысяч баксов на троих… Хотя, в принципе, господь велел делиться!

Алёна пересекла трамвайные пути и вошла в дверь «Барбариса».

– Жанна Сергеевна у себя?

– Да, только она пока занята. Вы посидите немножко вон на том диванчике, хорошо?

Хорошо. Алёна села, покосившись на сцену. Пусто-пусто… Танцоры не репетируют. Музыка не играет, их нет.

Где тут камера наблюдения? Наверное, вон там, над стойкой бара. Так или иначе, Жанна уже знает, что Алёна ждет ее и понимает, что сейчас к ней вернутся те сто долларов, которые писательница брала взаймы.

Наверняка Жанна уже вспомнила рассказ Алёны о том, как она пыталась купить час любви Игоря за столь ничтожную сумму – и в очередной раз посмеялась над глупенькой дамочкой постбальзаковского возраста, без памяти влюбившейся в молоденького красавчика, который ее и знать не хочет!

– Алёна, здравствуйте.

О Господи Боже… упомяни о… а он уж…

Ой, сердце сразу забилось где-то в горле, руки-ноги похолодели, голос задрожал:

– Здравствуйте, радость моя.

Можно давать себе сколько угодно страшных клятв, но при виде этих невероятных глаз все они рассыплются прахом. Ничего не остается от обиды, от горечи – только счастье смотреть на него, восторгаться им, греться в лучах этих черных солнц, блуждать в их черном тумане.

А он… угрюмый такой, смотрит исподлобья. Отнюдь не светится счастьем при виде ее. Тошно ему ее видеть, вот что!

Ужасно вот так проницать все насквозь, понимать подоплеку поступков всех и каждого. Ох уж этот интуитивист «Достоевский»! Правильно, правильно писал Георгий Иванов: «Мне исковеркал жизнь талант двойного зренья!» Если Алёна когда-нибудь напишет детективчик об этой истории, сии слова вполне могут стать к ней эпиграфом. И Алёна так и назовет этот романец: «Бедный, бедный Достоевский».

Да, тебя остается только пожалеть…

Может быть, Жанна права? Все дело в сумме? Да конечно! Предложи Алёна Игорю, к примеру, пятьсот баксов в час…

А что? Если Простилкин сдержит слово, она вполне сможет это себе позволить. Сколько у нее будет? Восемьдесят три тысячи? Ого! Это на сколько раз хватит!

Может быть, Федре надо было сразу предложить Ипполиту кругленькую сумму? С другой стороны, тогда бы не было такого мифологического сюжета!

Да бог с ним, с сюжетом! У Алёны свои сюжеты и свои методы.

– Иппо… то есть, извините, Игорь, – пробормотала она, – вы не могли бы присесть вот здесь? – Похлопала по диванчику. – Я хотела… я хотела извиниться перед вами за тот разговор… вчерашний.

Да неужели это было только вчера? Столько страданий!

Игорь неохотно сел.

– Какой разговор?

Голос ледяной, вид неприступный. Типа пошла вон, писательница, не путайся под ногами.

– Ну, про сто долларов.

– Совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

Как же он ее презирает. Ему на нее и смотреть противно.

Неужели она скажет? Неужели снова решится? Нет, лучше умереть.

– Игорь, а если… это будет пятьсот долларов?

Вот. Выговорила. И жива осталась, ну надо же, как странно!

– Что?!

Ну и глазищи у него, Господи Боже!

– Я хочу сказать…

Отвернулся, вжался в спинку дивана. Молчит.

Считает, наверное: трынь, трынь, трынь…

– Я же говорил: никогда не делал это за деньги. И не собираюсь начинать.

Опять отказ? Нет, не может быть!

– Значит, нет?.. Никогда? Может быть, вы все-таки подумаете?!

– Никогда.

Ну вот тебе и дар двойного зренья! Пошли его подальше!

– Понятно… Ну ладно, извините. Я пойду… мне к Жанне…

Кое-как встала.

– Игорь…

Надо как-то извиниться.

Не надо. Прощайся и уходи.

– Алёна, а что… это обязательно должно быть только за деньги?

– Что?..

Обернулась так резко, что не удержалась, покачнулась – и рухнула к нему на колени.