Крутой опер

Киллер замер. Сделал вид, что удивленно оборачивается. Мгновенно вырвал из-за пояса пистолет.

Кострецов ждал этого. Он метнулся к бандиту, точным ударом ноги врезал по кис ти с оружием. Рука подпрыгнула, Кость железной своей лапой захватил ее, выламывая киллеру пальцы скобой его же пистолета.

Парень взвыл и выпустил оружие. Кострецов поднял его пистолет, сунул за ремень и ударил ногой киллера в живот. Тот согнулся, капитан добавил ему по голове. Киллер рухнул на землю.

— Закончили очередных «казаков-разбойников», — сказал Кость, доставая наручники. — Ты, падаль собровская, и друга моего Бунчука убивал. Тяжел будет остаток твоей жизни.

Четвертый, сидя на асфальте, затравленным хорьком глядел на опера, полуобнажив кривые зубы.

— Чего ж не пристрелишь? — сдавленно сказал он.

— Есть еще люди, которые на тебя живого хотят полюбоваться.

Собровец мгновенно сориентировался: Кострецов не будет его убивать, что бы он ни вытворил. Он вспомнил о ране, которой наградил опера.

Киллер приподнялся, группируясь для удара по больному кострецовскому плечу, которое от бинта бугрилось под курткой. И подставил руки капитану якобы для наручников. Кострецов держал пистолет в здоровой руке, а раненой хотел захлестнуть в браслеты запястья Четвертого.

Он защелкнул браслет на одном, фиксируя внимание на второй кисти парня, когда тот вскинул закованную руку, ударяя капитана в раненое плечо.

Кострецов, ослепленный болью, отшатнулся. Киллер ударил его болтающимися наручниками по голове и побежал.

— Стой! Стрелять буду! — закричал Кострецов и пальнул в воздух.

Парень несся в противоположный угол дворика.

Кострецов не случайно выбрал этот двор: он не был проходным. Из этой каменной мышеловки имелось два параллельных выхода между домами, и капитан находился как раз между ними.

Он занял позицию и приготовился встретить оказавшегося в ловушке киллера.

Киллер уперся в стену, выросшую перед ним там, где он надеялся найти выход. Бросился обратно, шаря глазами по двору. Между двумя выходами стоял и целился в него Кострецов.

Четвертый лихорадочно прикинул: «Убить не убьет, а засадит на поражение, чтобы не дергался!»

Он рванулся в дверь ближайшего подъезда.

«Ох, разбойничек, — усмехнулся Кострецов. — По чердакам здесь тебе от меня никак не уйти».

Он спрятал пистолет и ворвался следом за Четвертым в подъезд.

Это был стариннейший дом. Потолок парадного — в лепнине, оставшиеся кое-где по полам и стенам цветные изразцы. Над широкими ступенями тянулись отполированные многолетними прикосновениями дубовые перила. В громадных лестничных проемах гудело эхо, четко отражался каждый звук.

Кострецов бежал вверх и слышал, что киллер уже где-то на верхних этажах. Вдруг — крик! И мимо капитана с воем ухнуло вниз распластанное тело!

Он перегнулся через перила и посмотрел на пол подъезда. Мертвый киллер лежал там, заливая кровью из разбитой головы плиточную мозаику под собой.

Капитан понесся вверх. На площадке между четвертым и пятым этажом около раскрытой двери Нинкиной квартиры стоял Валя Пустяк, невозмутимо поправляя на буром носу очечки, перевязанные по дужкам изоляцией.

— Валентин! — заорал капитан. — Что за дела?!

— Ничего, — сказал Пустяк, доставая из рваных шаровар пачку сигарет.

— Как этот парень отсюда загремел?

— Случайно, Кость. — Валя ухмыльнулся. — Я его дверью задел, когда выходил.

Кострецов, переводя запаленное дыхание, прикрикнул:

— Не валяй дурака!

А чего он тут разбегался? Я проснулся, Нинки нет. В нашей коммуналке тихоблагородно. Сижу у окна и культурно мерекаю, где б похмелиться. И слышу во дворе базар. Гляжу: ты с этим фраером сцепился. Потом секу, что непростой он фраер, пушку ты у него отнимаешь. А потом штымп этот вмазал тебе и наутек, ты даже пульнул. И прется, курва, в наш подъезд. Тут что, проходняк какой-нибудь? Уборщица тетя Мотя устает убирать…

— Хватит тюльку гнать, — устало попросил Кострецов. — Не помог ты мне, а нагадил. Мне его надо было живым взять!

— А я-то при чем? Он как-то сам на торец моей открывшейся двери налетел. Верь слову.

— Какому, на хрен, слову?! От такого удара через перила не падают!

— Ну, — весело ощерился Пустяк, — он на меня кинулся. Наверное, курва, хотел от заслуженного оперуполномоченного в нашей квартире скрыться. Я чисто автоматически как-то, от избытка чувств рукой махнул, а штымп возьми да перевались через перила. Случайность у него получилась.

— Эх, Валя, Валя, последнее время медвежьи ты мне услуги оказываешь. Яша Тундра у тебя в пруды нырнул, этот башкой с высокого этажа.

— Кость, ты ж знаешь — я постоянно хочу только как лучше. А не всегда выходит. Но теперь мы с тобой как хошь, а квиты.

— За что мы квиты?

— А помнишь, деньги-то ты мне на догон Тундры в такси давал? Я ж все никак не соберусь тебе их назад занести. Но раз я с голыми руками на опасного преступника вышел, те бабки ты мне скости.

Кострецов ничего не ответил Вале, строго блистающему стеклышками круглых очеч-ков, еще не заляпанными бурями предстоящего дня. Покачал головой и двинулся вниз к трупу парня с такими же светлыми волосами, как у него самого.