— Здесь говорить нельзя. Давай выйдем.
Расталкивая жаждущих отравиться напитками, они вышли наружу. Зуда завел Иннокентия на отчаянные задворки за дальним ларьком под амбициозной вывеской «Грилыпаурма», где возле надписи «Короба и мусор не сваливать!» дремали помоечные собаки. Там из-под груды грязного картона он вынул сияющий металлом чемоданчик.
— Вот это ты видел?
— Где ты его взял? — спросил Чубариков.
— Нашел у большого заброшенного дома, где Шурок обитает. Ночью. Вернее, не нашел, а он на меня сверху упал. Чуть не долбанул по бестолковке.
— Ясно. Упал с неба. А кто такой Шурок?
— Тот, с кем я пил.
— И что ты от меня хочешь?
— Ты, говорят, такие вещи покупаешь. Продаю тебе, не глядя.
— У меня денег нет, — сказал Чубариков.
— Ладно, — торопливо сказал Зуда. — Смотри: он точно непростой! Скажи — такие простые бывают? Ты такие видел? Я его и так, и зубилом, а он все никак… Если откроешь, и там что-то очень ценное или выпивка — половину мне… Хотя выпивки, конечно, нет, больно легкий. Договорились?.. Можно, конечно, отдать какому-нибудь специалисту, только потом — досвидос! Хрен кто поделится, люди сам знаешь, какие. Кругом одни придурки, а у тебя мозги в глазах светятся и человек ты честный, все знают… Слушай, а может там брильянты?
— А может там джинн, запертый на триста лет? — сказал Самокатов. — Откроешь — выскочит бритый наголо, весь в наколках и прохрипит: «Приказывай, командир!..».
— Хватит по ушам ездить! Берешь или нет?
— Хорошо, я его беру, — сказал Иннокентий, — потому что внутри может быть чья-то судьба.
Чемоданчик исчез под надписью «Крутой секс».
— Не забудь: половину — мне! — напомнил Зуда.
— Да я не собираюсь его открывать, — сказал Иннокентий. — Может, его подбросила Пандора?
— Кончай шуги-муги! У тебя что — крыша сегодня не так развернута? Или ты ментам его отнесешь?
— Я как дежурный по эскалатору, справок не даю, — отозвался Самокатов.
Лицо Зуды повело наискось от ненависти.
— Я знал, что ты придурок! — чуть не завизжал он. — Отдавай обратно чемодан, я другого покупателя найду!
— Нет уж, сделка состоялась.
Зуда в ярости ударил Самокатова кулаком и попал, разумеется по щиту, повредив букву «К» в слове «секс».
— Ты портишь чужое имущество, — предупредил Иннокентий, — а за это придется отвечать.
— Да я тебе так все разнесу, что будет нечего на хребте таскать!
— Ну, что ж, одолжу костыли, оберну одну ногу целлофаном и встану у метро. Между прочим, там прибыль больше, чем здесь. Но работа непрестижная. А здесь я однажды даже носил щит с надписью: «Фестиваль свекловодов».
— Ты мне все мозги вынул! — злобно заныл Зуда.
— Отдай чемодан! Я знаю: там миллион! Деньги — это жизнь!
– Не совсем корректно, – назидательно сказал Самокатов, – У нас в стране иногда деньги – это смерть. Нельзя любить деньги больше жизни. А теперь я тебя покину. Мне надо позвонить одной женщине.
30
Остановившись возле разноцветных торпедных носов бюстгальтеров, Зашибец сказал:
— Насколько я понимаю, вы опять полны решимости влипнуть в историю?
— Неужели… постойте… можно ли истолковать ваши слова так, что библиотеку Ивана Грозного снова собираются искать? — радостно спросил профессор.
— А вам мало тех государственных денег, которые на эти поиски уже угробили? — тоже спросил Зашибец.
Подошла скучающая продавщица.
— Вам помочь?
— Да нет, — сказал Зашибец. — Мы просто фетишисты. Минут десять понаслаждаемся здесь, ладно?
Продавщица исчезла.
— Не буду спрашивать, как вас угораздило оказаться именно там, — продолжил беседу Зашибец.
— Где это — там?
— Там, где вы оказались. Откуда мы с вами еле спаслись.
— Уверяю вас, Роман Степанович, — горячо воскликнул профессор, — это произошло совершенно случайно!
— Не сомневаюсь, Аркадий Марксович. Поскольку знаю: вы из той породы людей, которые, бросив мусор в мусоропровод, внезапно обнаруживают, что в руке осталась всего одна перчатка, а ключи от квартиры бесследно исчезли.
Профессор пошел пятнами.
— Позвольте!..
— Зря вы так, Роман Степанович! — вмешался Сева.
— Ведь мы вас как раз вспоминали и даже искали!
— Понимаю, — кивнул Зашибец. — Как в одной песне поется: «Вы вспоминаете меня, хоть я совсем не ваша мать». Ну, вот вы меня и нашли. Что такое стряслось?
— У нас украли Катю! — выпалил Сева.
В этот момент появился охранник, он же швейцар, он же вышибала. Короче, человек, привыкший заменять многочисленные формулировки обращения к посетителям одной универсальной фразой, которую он тут же пустил в дело, сказав:
— Это что у нас тут?
Чикильдеев и Потапов съежились, словно виноватые собаки. У Зашибца же глаза сощурились страшноватым прищуром, и совершенно не своим шершавым голосом он проговорил, почти не разжимая губ:
— Ты нам весь понт разбил, мухоед. Хочешь, чтобы тебя конкретно оформили?
— Понял! — поспешно сказал охранник. — Секс у вас такой.
— Крутой, в натуре! — вслед ему сказал Зашибец и спросил Чикильдеева, вернув голосу нормальные модуляции:
— Так что там с Катей? Кто ее украл?
— Не знаем, — признался Сева.
— С какой целью? Чего хотят?
— Не знаю…