Крутоярская царевна

Мрацкий снова собрался заговорить что-то ехидное, судя по новому выражению, которое появилось на его лице, но в эту минуту дверь отворилась и вошел довольно высокий, плотный человек с сильной сединой в коротко остриженных волосах. Полное лицо было красновато, большие, добродушные, серые глаза смотрели сонно или были опухши. На нем было русское платье, кафтан, шальвары и высокие сапоги.

Это был Жданов, вернувшийся поздно с охоты, только что проснувшийся и поспешивший на приглашение товарища по опекунству. Он поздоровался с Мрацким и Щепиной, потом торопливо сел тоже к столу и, поглядев на них, начал улыбаться. Лицо его говорило:

«Ну, вот и я! Звали, беседуйте, я сейчас подмахну, если не рукой, так разумом. Что ни предложите, я сейчас готов с большим удовольствием».

И в эту минуту Жданов думал:

«Эх, остынет там все! Разогретое потом ешь!»

— С хорошим полем поздравить можно? — спросил Мрацкий.

— Да-с, да-с! — оживился Жданов. — Некуда девать! Две дюжины зайцев отправил в Самару, в подарок куму, две дюжины к вам, на кухню доставили, да еще две или три распределили по дому. Нынче к вечеру во всяком-то крутоярском жителе в животе кусочек зайца будет!

— Нехорошо это, Петр Иванович! — усмехнулея Мрацкий. — Сказывают, заячье мясо есть не надо.

— Почему так?

— Сказывают, много его есть не надо. Трусливость в человеке от заячьего мяса распространяется. Сказывают, ешь человек всякий день зайца, то к концу года будет совсем ледащий… Трус, хуже малого ребенка.

— И, что вы! Полноте! — серьезно отозвался Жданов. — И сколько же я зайцев в год-то съем. Мое любимое блюдо! А ведь вот, кажется, не трус.

Мрацкий усмехнулся и подумал: «Хорош пример выискал!»

IX

После паузы Мрацкий, переменив голос, невколько важно произнес, оглядывая гостей:

— Вот-с, просил я вас, Петр Иванович, и вас, Марьяна Игнатьевна, на совещание опекунское первейшей важности. Распространяться не буду, сами сейчас уразумеете, в чем дело. Позвольте вам прочесть письмо, иолученное мною вчера от губернатора.

Мрацкий достал из бокового кармана бумагу и прочел ее вслух медленно и внятно. Затем он сложил листок, положил его в карман и вопросительно взглянул сначала на мамушку, а потом на опекуна.

И тот и другая молчали.

— Ну-с, что ж скажете?

— Да, что же-с… ничего-с! — весело отозвался Жданов.

Мрацкий перевел глаза на Щепину.

— И я тоже, Сергей Сергеевич, ничего сказать не могу… Послушаю прежде, что вы скажете.

— Извольте! Мое мнение будет такое-с, что князь Льгов жених завидный для всякой девицы, и, как бы Нилочка ни была богата, все-таки для нее это пара. Будет она княгиня Льгова, а ей при ее богатстве и при ее красоте только титулования не хватает. Князь — человек доброго нрава, тихий, любезный и неглупый, хорошим хозяином тоже будет. Чего же лучше желать?..

Говоря это, Мрацкий не спускал глаз с Щепиной, и, несмотря на старание той не выдать себя, он все-таки заметил в лице ее полное изумление и внутренно улыбнулся.

— Стало быть, Сергей Сергеевич, если Нилочка скажет, что князь ей по сердцу, то и вы согласны будете? — спросила Щепина.

— Конечно-с, а вы разве не будете согласны?

— Что ж мне! Мне счастие моей Нилочки всего дороже. Коли ее счастие в замужестве с князем, так и господь благослови! Только мало я этого князя знаю… какой он такой, совсем не знаю… может, злой!..

— Что вы! — воскликнул Мрацкий. — Добрейшей души человек!

— Сказывали тоже — сильно зашибал он, кутил, безобразничал в столицах, а теперь в Самаре тихоней прикинулся.

— Вздор все! Пустое, Марьяна Игнатьевна. И какой же молодой человек живет монахом? Женится — остепенится!

Щепина ничего не ответила и с озабоченным лицом наклонилась над столом.

— Ну, а вы, Петр Иванович, как скажете? — обратился Мрацкий к товарищу.

— Я что же-с… Я ничего-с… Только, позвольте доложить, ведь если Нилочка выйдет замуж, то мы-то с вами сейчас, стало быть, отсюда вон? Нас сейчас, опекунов-то, побоку?

— Понятное дело, Петр Иванович! Да ведь не век же нам девицу опекать! Все равно — будет совершеннолетняя, мы должны подобру-поздорову убираться. Двумя, тремя годами раньше или позже, — не все ли равно.

Жданов ничего не ответил и протяжно вздохнул. Веселое и оживленное лицо его стало сразу печально.

— Не нравится вам это, Петр Иванович?

— Как же, помилуйте, нравится? — вдруг упавшим голосом выговорил добродушный холостяк. — Как же это будет нравиться? У вас, Сергей Сергеевич, состояние большущее! Вы вон все вотчины покупаете, а я-то ведь, извините, месяц тому назад даже дедовы золотые часы в Самару послал продавать. Выйду я из опекунов, что же мне делать? К иному богатому барину в доезжачие, что ли, наниматься?

— Кто же виноват, Петр Иванович? Сами вы состояние протрубили на охоте. Не вы одни! Сколько на Руси дворян в таком положении. Ездил в поле с собаками, трубил, трубил, да все и протрубил.