Крутоярская царевна

— То-то моя!.. Ну, вот видишь ли ты, как, по-твоему, она: на шее на моей сидит?

Анна Павловна склонила голову на сторону, пригляделась к мужу и вздохнула. Изредка муж задавал ей задачи, и она кое-как старалась всегда распутаться и хоть раз или два на десять ухитрялась сообразить без его помощи, в чем дело; но такую задачу, как теперь задал Сергей Сергеевич, конечно, не ей было разрешить.

— Не пойму я ничего, Сергей Сергеевич! — отозвалась она.

— Еще бы! Тебе да понять! А ты вот что скажи, голова моя на шее у меня, на плечах или нет?

— Кажись, что так… — отозвалась Мрацкая.

— Нету, сударыня, голова моя отныне не на шее сидит, а на волоске висит… Понимаешь! Вот тебе волосок, а на волоске голова висит… И вот именно моя теперь и повисла на волоске… Повесил я ее сам этаким способом. Не ныне завтра такое вы все узнаете в Крутоярске, что все без чувствия пошлепаетесь и будете так трое суток лежать. Ахнет вся округа, в Самаре ахнут, в Питере ахнут, что за человек такой Сергей Сергеевич Мрацкий.

И при этом маленький человечек поднял кулак над головой, будто грозясь и всем соседним губерниям, и даже самой столице.

И Анна Павловна, как ни была глупа, а увидела ясно, что муж радостно взволнован.

Около полудня, несколько успокоившись, Мрацкий послал за Неплюевым.

Лакей, ходивший звать молодого человека, явился с ответом, что Никифор Петрович придет через час. И Мрацкий узнал, что тот был в отсутствии в продолжении четырех дней и только сейчас вернулся в Крутоярск.

— Где же он был? Неизвестно?

— Никак нет-с, — отозвался лакей. — Только не в Самаре… Не оттуда приехали. А уж грязны, грязны — страсть. Сказывают сами, четверо суток не умывались и трое суток якобы ничего не кушали. Так сами сказывают, смеючись.

Лакей, докладывающий об этом, не нашел в этом ничего особенного, кроме смешного. Мрацкий взглянул на подобную отлучку Неплюева по-своему.

«Только удивительно одно, — подумал он, — чего дурак болтает, а не таит этакое про себя. Такой малый, как ты, Никишка, в такие времена, как нынешние, не будет сложа руки сидеть! Что я чую, то и ты чуешь! Как мне эта мутная вода на руку — рыбку в ней половить, — какая желается или какая попадется, — так и ты, сибирный, в этой же мутной воде чаешь выловить себе что-нибудь, что пригодится на всю жизнь. Ну, вот, что ж делать, и надо нам вместе. Одна голова — хорошо, а две — еще лучше! Ты же у меня, благодаря Создателя, теперь на цепочке на крепкой, и цепочка эта — девка Аксютка! Теперь ты у меня в полном послушании. Ошибочек, какая была тот раз, не будет!»

И Мрацкий стал нетерпеливо дожидаться появления Неплюева. Прошло довольно много времени, и наконец старик Герасим, явившийся с докладом о положении двух заключенных: Марьяны Игнатьевны и Неонилы Аркадьевны, что делал ежедневно, — доложил и о том, что Никифор Петрович просит его допустить.

— Зови, зови! — нетерпеливо выговорил Мрацкий.

Молодой человек вышел в горницу и удивил опекуна своим лицом. Или он устал с дороги, или ему нездоровилось, но Никифор казался сильно похудевшим. Глаза его, умные, всегда отчасти загадочные, блестели сильнее обыкновенного, но были еще замысловатее.

За ними, под черными лохмами кудрявых волос, ясно чудились Мрацкому такие сокровенные, диковинные мысли, которых Никифор, конечно, не выложит на ладонь, но от которых не нынче завтра не поздоровится многим.

— Ну, Никифор, давненько мы с тобой ине видались! — встретил его опекун.

— Дня четыре! — отозвался молодой малый, угрюмо и охрипшим голосом.

— Что — застудился, что ли? — спросил Мрацкий.

— Немножко есть. Дольше трех суток под крышей не бывал. Все под чистым небом…

— Что же так?

— Нужно было, Сергей Сергеевич! — умышленно загадкой отозвался Никифор.

— По своим делам? — усмехнулся старик.

— Точно так, Сергей Сергеевич! По своим делам. И за все время не спал почти да и не ел ничего.

— Вот как! И все по своим делам? — еще ехиднее усмехнулся Мрацкий.

— Да, Сергей Сергеевич, по своим делам! — усмехнулся тоже и Никифор, но с такой откровенной неприязнью к опекуну, как будто считал уже лишним притворяться и лукавить.

— Уж не выкрал ли ты Аксюту со скотного двора? — вдруг спросил Мрацкий.

— Нет, зачем! Ни на что она мне не нужна! Я и мысли о ней бросил.

— Почему так?

— Насильно мил не будешь! Она меня клянет, сказывает, что если бы вы приказали ей не только идти ко мне в любовницы, а венчаться со мной в храме, то она на себя руки наложит. Что ж мне с этакою тварью вожжаться, время терять? А время дорого. А уж нынешние времена, Сергей Сергеевич, не то что дороги, а золотые времена!

Мрацкий почти вздрогнул от последних слов, как если бы Никифор подслушал что-либо из самых его сокровенных мыслей или выведал ловко какую его тайну. Мрацкого поразило, что молодой парень оценил дни, переживаемые ими, точно так же, как и он.