Крутые белые парни

Точно такой же вопрос задала сегодня утром Джен. Она даже сказала, что он страдает одержимостью. Холли была недовольна подобной оценкой, но вынуждена была с ней согласиться.

— Не знаю, — ответил он. — Говорят, индейцы верят в то, что если человек прикасается к дорогой ему вещи, то он оставляет на ней часть своей души. У Лэймара нет души. Но что-нибудь он все же оставил на своих вещах. Может, мне удастся почувствовать, что именно.

— Бад, но это же сумасшествие чистой воды.

— Может быть, и так. Наверное, я просто свихнулся, сидя все время дома и принимая перкодан. Да и потом это будет очень приятное путешествие.

За Дунканом они свернули на оклахомское шоссе номер семь. До тюрьмы им оставалось проехать сто двадцать пять миль. Стоял яркий, солнечный летний день. По обеим сторонам шоссе раскинулась страна фермеров. Ухоженные поля отделялись одно от другого узкими лесополосами или пологими холмами. Вся местность была буквально усеяна нефтяными качалками. Эти сооружения были похожи на гигантских насекомых, которые сначала поднимали к небу свои хоботки, на секунду замирали, всасывая внутрь сок земли, а затем стремительно вонзали хоботки обратно в землю. Время от времени они проезжали затерянные в просторах полей провинциальные городишки с вымпелами, развевающимися на героически взметнувшихся ввысь башнях газонасосных станции, вся цивилизованность этих городков ограничивалась добравшимися и сюда закусочными фаст-фуд.

Бад был в восторге от такой картины: это была Америка. Всегда в разном обличье, но всегда одинаковая в своей сути. Он любил шелестящую на ветру пшеницу и уютные тенистые лощинки, заботливо ухоженные поля и высокое голубое небо, и, конечно, зелень, зелень без конца и края. Он ощущал душевный трепет, когда в своей патрульной машине ехал по развертывающейся перед ним ленте твердой, надежной дороги. Ветер свистел в антеннах машины. Он был тут властелином. И каждый, кто видел его, понимал, что это едет человек, с которым приходится считаться.

Он взглянул на Холли. Прелестное молодое, даже юное, создание. Он был уверен, что никогда в жизни не встречал женщину со столь совершенными телесными формами. За что же она его так любила?

Она посмотрела на него и улыбнулась. Какие у нее красивые и ровные белые зубы!

— О чем ты думаешь, Бад?

— Я поражаюсь, что из всех мужчин мира ты почему-то выбрала именно меня. Ты могла бы очаровать любого из них.

— Нет, не могла, и ты прекрасно это знаешь. А тебя я выбрала потому, что ты самый добрый, самый сильный, самый храбрый и самый лучший. Как же было не выбрать такого мужчину?

Он покачал головой. Абсурдность этой похвалы вызвала у него раздражение. Он вспомнил страх, который испытал в тот момент, когда Лэймар прицеливался, прежде чем спустить курок. Все его доблести тогда оказались мало чего стоящими.

Должно быть, недовольство, промелькнувшее в его сознании, отразилось и в глазах.

— Бад, ты никак не можешь оправиться от пережитого? От Лэймара, смерти Теда и от всего этого ужаса? Но все прошло, все кончилось. Другие поймают его рано или поздно.

— Все. Забыто. Я клянусь тебе, забыто.

— Ох, Бад, — вздохнула она, — ты такой искусный лжец!

Инцидент был исчерпан, и всю остальную часть пути они проехали в приподнятом настроении; они говорили друг другу комплименты и смеялись. Слушали радио. Они отыскали в эфире старейшую радиостанцию Оклахома-Сити. Передавали музыку. Бад, оказывается, знал больше песен, чем Холли. Они подшучивали над патрульными полицейскими, которые отлынивали от службы в придорожных кустах и разъезжали по встречным полосам. Им было легко и приятно.

Часа через два они подъехали к городку Мак-Алестер. На подъезде к нему они увидели единственное производственное здание, где трудилось все взрослое население Мак-Алестера, — местную тюрьму. Со стороны оклахомского шоссе, по которому они приближались к городку, тюрьма выглядела волшебным мавританским замком или Камелотом[12] короля Артура. Это было высокое белое, похожее на грозную крепость и в то же время очень радостное здание. Но это было не слишком радостное место. Снаружи можно было подумать, что это обетованный уголок. Но здесь не пахло обетованием. Страшное было это место.

— Ну вот мы и приехали, — сказал Бад, свернув на Уэст-стрит и подъезжая к зданию тюрьмы. То ли это была игра воображения, то ли им овладело безотчетное чувство страха, но ему даже показалось, что воздух в этом месте тяжелый и вязкий.

Каторжная тюрьма Мак-Алестера имела все, что подразумевается, когда произносят слово «тюрьма». Огромные безжизненные стены опутаны проволокой, утыканной острыми, как бритва, шипами. В тех местах ослепительно белой стены, где предательски обвалилась штукатурка, обнажилась мощная кладка старинного красного кирпича. Становилось ясно, что под веселенькой оболочкой таится мрачное закоптелое содержание, сочащееся человеческим несчастьем.