Крутые парни не танцуют

Если бы мы были на ринге, я мог бы сказать себе: это первый удар, которым я его достал. Он моргнул, и с него сразу слетела аура напористого правдолюбца. Только так я и могу описать это: словно в космосе пошерудили кочергой, и теперь там зарождалась электрическая буря.

– Эй, эй, – сказал он. – Послушай-ка, корешок. Не задавай мне вопросов о своей жене, а я не буду спрашивать о своей.

Огонек самокрутки уже тлел рядом с костяшками его пальцев.

– Я тоже хочу дернуть, – сказал я.

– Нечего скрывать, да?

– Пожалуй, не больше, чем тебе.

Он передал мне бычок, и я затянулся марихуаной.

– Ладно, – произнес он, – теперь скажи, о чем вы сегодня говорили с Уодли.

– Откуда ты знаешь?

– Можешь ты наконец понять, сколько у меня в городе осведомителей? Этот телефон, – похвастался он, – звонит, как в хорошем магазине.

– Чем ты торгуешь?

– Я торгую вычеркиванием имен из полицейских списков, – сказал он. – Торгую снятием мелких обвинений. Знаешь что, Мадден, иди и подрочи, а когда обтрухаешь себе все штанишки, приходи сюда к нам, настоящим ребятам, и расскажи своему другу Элвину, чего Уодли хотел от тебя сегодня на пляже.

– А если не расскажу?

– Это будет похуже, чем бракоразводный процесс в Тампе.

– Думаешь, ты хитрее меня?

– Я больше работаю.

Я обнаружил, что хочу рассказать ему. Не от испуга (ты слишком далеко улетел, говорила мне марихуана, чтобы бояться кого бы то ни было), а ради любопытства. Я хотел знать, что он из этого извлечет.

– Уодли, – сказал я, – сообщил мне, что они с Пэтти Ларейн борются за покупку этого дома.

Ридженси присвистнул.

– Уодли хочет надуть то ли тебя, то ли Пэтти Ларейн. – Он быстро взвесил в уме разные варианты, точно компьютер – я почти услышал это тр-р-р-клик-дик-пик. – и сказал: – А может, и обоих.

– У него есть на то причины.

– Не скажешь ли мне, какие?

– Несколько лет назад, когда мы все жили в Тампе, Пэтти Ларейн хотела, чтобы я его убрал.

– Да ну!

– Послушай, не надо скромничать, – сказал я. – Неужто она тебе об этом не говорила?

У него было слабое место. Несомненно. Он не знал, как реагировать на подобные замечания о Пэтти Ларейн.

– Я не совсем понимаю, о чем ты, – сказал он наконец.

– Проехали, – ответил я.

Это была ошибка. Он мгновенно снова набрал скорость.

– О чем еще вы говорили с Уодли?

Я не знал, рассказывать ему или нет. Мне пришло в голову, что Уодли мог записать наш разговор на пляже. Должным образом отредактированная, его пленка могла изобразить меня наемным убийцей, ищущим ангажемента.

– Уодли был озабочен смертью Пангборна, – сказал я, – и удивлен исчезновением Джессики. Несколько раз повторил, что теперь он вынужден идти на покупку дома в открытую, а это взвинтит цену.

– Он не намекнул, где может быть Пэтти Ларейн?

– Он хотел, чтобы я попытался ее найти.

– И что он за это предлагал?

– Деньги.

– Сколько?

Ради чего, собственно, защищать Уодли, подумал я. Или во мне говорят остатки нашего семейного предубеждения против откровенности с копами? Потом я вспомнил о маячке.

– Два миллиона, – сказал я.

– И ты ему поверил?

– Нет.

– Он предлагал тебе убить ее?

– Да.

– Подтвердишь это под присягой?

– Нет.

– Почему?

– Я не уверен, что он не шутил. Кроме того, я ведь все равно отказался. Я еще в Тампе понял: для таких серьезных вещей у меня кишка тонка.

– Где я могу найти Уодли?

Я улыбнулся:

– Спроси у своих стукачей.

– У каких именно?

– Тех, что в коричневом фургоне.

Он кивнул, словно я сделал хороший ход в шахматной партии.

– Я тебе честно скажу, – произнес он, – они не знают. Он просто встречается с ними то тут, то там.

– На чем он приезжает?

– Он связывается с ними по радио. Назначает встречу. А сам приходит туда пешком. Потом уходит, тоже пешком.

– И ты этому веришь?

– Ну, я пока не тряс их так, чтоб зубы стучали.

– Советую потрясти.

– Осведомителей калечить нельзя – заработаешь себе дурную славу. Кроме того, я им верю. Именно так Уодли и стал бы себя вести. Он хочет, чтобы люди видели в нем профессионала.

– Может, ты не слишком стремишься разыскать Пэтти Ларейн?

Чтобы продемонстрировать свое спокойствие, он разыграл небольшую сцену. Взял окурок, выпотрошил его большим пальцем, скатал в маленький бумажный шарик и закинул себе в глотку. Нет оснований для тревоги, говорила его улыбка.

– Я не голоден, – сказал он. – Твоя жена объявится целой и невредимой.

– Ты уверен? Я нет.

– Подождем, – мягко промолвил он.

Я размышлял, много ли он наврал и насколько серьезной была эта ложь. От него не веяло ничем – разве что пустотой. Я вновь отхлебнул бурбона. С марихуаной он явно не сочетался.

Но Ридженси, похоже, эта комбинация нравилась. Он достал очередной косяк и подпалил его.

– Черт бы побрал убийства, – сказал он. – Рано или поздно сталкиваешься с таким, которое пускает в тебе корни.

Я не имел понятия о том, куда он клонит. Я взял предложенную им самокрутку, затянулся и вернул ее обратно.