– В общем, – продолжал он, – у этих чокнутых нечто вроде тайного общества, но псих, который все затеял, каждый раз отстегивает мне наличными. Подмазывает меня как следует, а я что, возражать буду? Никто на моем месте не возражал бы, вот и я не против. Беру то, что мне дают. Кстати, им известно, что я делаю для себя копии. И это, по-моему, только еще больше их заводит. Им нравится, когда на них смотрят. В общем, теперь мой доход вырос и я могу обойтись без займов у ребят вроде тебя. Ты ведь заметил, что в последнее время я не прошу у тебя денег?
Манджино потер виски.
– То, что ты мне рассказал, очень интересно, – сказал он, – хотя ничего удивительного тут нет. Но я имел в виду другое. Настоящие деньги. – Он дотронулся пальцем до кончика носа. – Я вот о чем.
Транкатта улыбнулся:
– А, вон что! – Он выключил видео и развернулся в кресле лицом к Манджино. – Да, – произнес он, – с этим все просто замечательно.
– Я тебя слушаю, – поднял голову Манджино.
Транкатта раздавил «Кэмел» в пепельнице, затем достал самокрутку, отрезал кончик зажимом. Прикурил от зажигалки, склонив голову набок. Закрыл правый глаз и глубоко затянулся. Потом положил самокрутку в пепельницу, глубже вдохнул дым и лишь потом выпустил его из легких.
Не сводя взгляда с Транкатты, Манджино тер виски.
– Я называю то дельце «корейская связь», – объяснил, наконец, Транкатта. – Представляешь, связался с узкоглазыми. У них сеть магазинов деликатесов. Я выступаю посредником между корейцами и русским парнем, Владимиром. Ну и имечко – Владимир. Я называю его Влади для краткости. И он вовсе не из русской мафии. Официантом работает. Представляешь? Долбаный официант из Бруклина, в районе Канарси. Он мелкий барыга. Толкает кокс очень солидным клиентам, а я его поставщик. Когда ему удается сплавить граммов сто товара, мне достается штука баксов, а то и две. В последнее время такое происходит все чаще. Раза два в месяц. В конце недели жду очередную партию товара. Ты свободен в пятницу или в субботу вечером?
– Зачем ты мне сейчас об этом рассказываешь? – спросил Манджино, потирая лоб двумя пальцами.
Транкатта пожал плечами.
– Мне нужна крыша, – сказал он. – Вот я и вспомнил о тебе. Ты только что отсидел, а я… я ведь не крутой. И мне не хочется, чтобы кто-нибудь понял, а кто-нибудь рано или поздно поймет, что я совсем не крутой.
Манджино закурил.
– Ну и сколько ты собираешься мне отстегивать? – поинтересовался он.
Транкатта потянулся к своей сигарете, но передумал, раздавил окурок и снова пожал плечами.
– Поскольку ни один человек в здравом уме не посмеет валять с тобой дурака… Предлагаю тебе сорок процентов от корейских дел. Ну и если попутно будут какие-то дополнительные деньги, получишь еще. Как тебе мое предложение? Сорок процентов со всех моих операций?
– Со всех, – повторил Манджино. – Надеюсь, ты ничего от меня не скрываешь. Да, конечно, я могу обеспечить тебе защиту за сорок процентов.
– Значит, договорились. – Транкатта взял двумя пальцами остаток самокрутки, поморщился, раздавил его в пепельнице и закурил новую сигарету «Кэмел». Глубоко затянулся, выпустил дым и посмотрел Манджино в глаза сквозь дымовую завесу. – Итак, – продолжал он, – ты хочешь взглянуть, что я нагреб сегодня за утро? Сейчас внизу работают всего три девки, но любая охотно прочистит тебе шланг – отсосет все, как пылесосом.
– Нет уж, сегодня, пожалуй, возьму деньгами, – сказал Манджино. – Ты как, не против?
Удивленный Транкатта достал из кармана бумажник и отсчитал три пятидесятидолларовые банкноты.
– Сто пятьдесят. Новенькие, как будто только что напечатали.
Манджино посмотрел на нового компаньона в упор:
– Раз мы с тобой отныне работаем вместе, мне бы хотелось, чтобы отныне наши отношения были сугубо деловыми.
Глаза у Транкатты забегали. Явно испугавшись, он пожал плечами.
– Конечно, Джимми. Как скажешь.
Манджино встал с дивана, взял у Транкатты три новенькие, хрустящие банкноты и подмигнул.
– Значит, до выходных, – сказал он.
Через несколько часов после того, как детектив Джон Денафриа подключил к телефону Витторио Тангорры диктофон, он заехал за детективом Алексом Павликом, своим новым напарником. Они должны были вместе ехать в Нью-Джерси. Вечерело. Небо очистилось, и сквозь редеющие облака на землю проникал солнечный свет.
Павлик, широкоплечий здоровяк с разбитыми костяшками пальцев – результат нескольких лет занятий боксом, – почти все утро прозанимался в тренажерном зале на Сорок второй улице. Говорил он врастяжку, не спеша. На нем были темно-синие тренировочные штаны и золотистая спортивная куртка на «молнии».
– Добро пожаловать, – сказал Денафриа.
– Спасибо, – ответил Павлик.
Они пожали друг другу руки, и Денафриа поехал на запад по Сорок второй улице.
– Это ведь ты арестовал Тимоти Уоллера? – спросил он.
Павлик натянуто улыбнулся.
– Должно быть, приятно изолировать от общества такого психа.
– Да меня чуть не уволили за то, что я арестовал этот кусок дерьма.
– А я слышал, что тебя, наоборот, наградили.
– Начальство решило, что журналистам больше понравится, если я буду героем. По крайней мере, так мне сказали.