Крутые перевалы

Василий вернулся домой перед рассветом. Настя уже встала и возилась около печи.

— Забегался ты хуже собаки, — шутя бросила она, открывая ему дверь, — шишки все сшибаешь?

— Оставь глупости, — осердился Василий.

Он, не раздеваясь, прошел в комнату и начал звонить на Баяхту и Алексеевский прииск. Телефон неистово выл и захлебывался. Это свидетельствовало о том, что Василий закипал энергией, всегда помогающей ему заглушить встретившиеся или грозящие невзгоды.

22

Происшествие с Яхонтовым подняло на ноги все три прииска, к тому же Никита с Алексеевского передал по телефону, что в ту же ночь у них был подожжен амбар с хлебом. К счастью, пожар захватили вовремя и потушили.

Вихлястый с Баяхты спрашивал о возвращении директора и попутно сообщил, что на Боровом у старого материального два дня пробыли Емельян с Исусом. В день отъезда Яхонтова с Лямкой они скрылись неизвестно куда.

Эти сведения были получены как раз в тот момент, когда Лямка с криком и громом подвез Яхонтова к конторе.

Был первый день пасхи.

Рабочие щеголяли в новых рубахах, брезентовых плащах, полуболотных сапогах и кожаных фуражках, а бабы — в новых полушалках. И не узнать было в них недавних золотничников, рваных и опухших от пьянства.

Кругом прииска по канавам и рытвинам шумели потоки. День выдался солнечный.

Остатки снега таяли и исчезали. Только заледеневшая и грязная дорога держалась еще, вздымаясь сероватыми бугорками.

В весеннем шуме зычно загрохотали сотни человеческих голосов и зазвонил приисковый колокол. Толпа, напирая на кошевку, задыхалась в неистовых криках:

— Это его, подлеца, рук дело!

— Еграшка, Еграшка, живомот!

— Найти и выжечь этот выводок со всеми потрохами!

Василий и Рувимович подбежали к кошевке. Яхонтов лежал в забытьи.

— Да где же дохтурша-то наша! — кричал хрипло старик приискатель.

— Где? Вестимо где! Дрыхнет после ночной работы, а тут золотой человек гибнет.

— Пригнать ее в шею, шмару мазаную!

Яхонтова подняли и на руках понесли в больницу.

— Товарищи! — высокий голос Василия дрогнул и сорвался. — Технику Яхонтову — нашему производственному руководителю — попортили шкуру… Рана не опасна, и он через несколько дней поправится. Но покушение на него мы должны принять как удар в сердце приисковому рабочему. Калифорнийская шпана начинает охотиться за нами не на шутку… Этот бродяга Сунцов вставит нам очки, если мы не вырвем у него жало!

— Да чего нам церемонью разводить!.. — раздался в толпе одинокий голос.

— К ногтю стервецов! — подхватили в толпе.

— Своим судом и… крышка!

Василий с отрядом в пятнадцать человек утром прибыл на указанное Лямкой место, но, кроме утоптанного снега, ничего не нашел. Следы, расплывшиеся от подталин, значились по обе стороны дороги, и совершенно нельзя было определить, в каком направлении скрылись нападавшие на Яхонтова.

Он посоветовался с отрядом и хотел повернуть на Калифорнийский, но Лямка остановил его.

— Стой, кипяток! — крикнул он, придерживая обеими руками трубку.

Он подъехал к Василию вплотную и многозначительно поднял кверху палец:

— Ты не забудь, парень, что у Еграхиной артели сорок ружей, а у нас всего три тарары. Он так пугнет, что и штаны не унесешь… Надо, по-моему, ехать на Баяхту, а потом на Лексеевский и оттуда наступать на Калифорнийский… Вот что, еловая твоя родня.

— Что, сперло тебя? — засмеялся Василий, но, оглянув свой вооруженный шестью плохими ружьями измученный отряд, задумался.

— Думай не думай, сто рублей не деньги! — доказывал Лямка. — Сунься, да не напорись! У Еграхи глаза и пули острее бритвы… Да и кони у нас лес грызут… Протряслись, как решето. Не рискуй, брат, понапрасну… Баяхта-то — вот она, в рот глядит!

Василий подумал и повернул своего бойкого коня на Баяхту. Дорога не держала лошадей, и позади приехавшего отряда образовалась сплошная проступь, наполнявшаяся снизу мутно-серою водой.

«Баяхта! — думал Василий. — Главная основа всей Удерской системы. Когда исчезнет золото со дна Удерки, отойдут в сторону за ненужностью драги, — этот необъятный холм с золотыми недрами многие десятки лет будет укреплять золотой фонд республики».

Так, между прочим, без основания, думали боровские руководители. Никто более или менее точно не мог определить богатство Удерки и Баяхты и не знал, когда они исчерпаются и где раньше.

На плоскогорье, около сверкающей Пинчуги, подсолнухами горели на солнце два новых амбара. На вершине холма мелкими клетушками красовались стопки новых срубиков для колодцев. Между ними муравейником копошились люди.

— Это они работают сегодня?! — воскликнул Лямка.

Василий знал Баяхтинский рудник еще с детства. С жадным любопытством он всматривался в рабочие казармы, раскинутые по низкому берегу Пинчуги и на хребте, по которому в порядке находились четыре шахты под куполообразными почерневшими копрами.

На Баяхте шла усиленная работа.