Крутые повороты

Подчиненным своим Томчук внушает: «Не распускайте обо мне язык в коридорах института, имейте в виду, установлены магнитофоны. Мы с директором все потом прослушиваем». Вызвав, к себе подчиненных, профессор набирает номер директорского телефона и так с ним говорит, чтобы все кругом слышали: директор трепещет перед Томчуком, стоит перед ним на цыпочках. Однажды, правда, профессор ошибся, прокрутил на одну цифру меньше. Но не заметил этого и все равно грозно накричал на директора в пустую трубку.

А что вы хотите? Ученый истину добывает. А неученый, попав в науку, должен всех поскорее перессорить, прибрать к рукам, попрать, запугать. Вынужден! Чтобы никто не посмел заметить, как слаб, некомпетентен человек, что не своим занимается делом.

…Когда в конце концов работой отдела заинтересовалась группа народного контроля Воронежского института и члены ее сняли с полки тщательно переплетенный семьдесят один том (десять тысяч страниц), раскрыли их, то обнаружилось: рядом с химическими формулами — старые промокашки, использованные листы копирки, черновики личных писем, протоколы собраний и заседаний… Научная продукция отдела за три с небольшим года.

И ученый совет института досрочно, не дожидаясь конкурса, освободил доктора и профессора как не соответствующего должности.

Ромуальд Иванович какое-то время еще грозил, стращал, негодовал, требовал. По его просьбе высокая комиссия Гослесхоза СССР приехала в институт проверить, не возвели ли на доктора и профессора напраслину. Вновь собрался ученый совет и вновь подтвердил: Ромуальд Иванович должности не соответствует.

Хрупкий лед проломился наконец. Открылась под ногами черная бездна.

Скажете: тяжело читать, сердце сжимается?

А писать, думаете, легче?

Но что же делать! Я обязан писать об этом, а вы обязаны об этом читать, потому что мы с вами, наше общество, придерживаемся строгой и принципиальной позиции: не прятать, не скрывать, не замазывать недостатки, а открыто и честно говорить о них, называть вещи своими именами. Ибо, чем громче и откровеннее станем мы говорить о недостатках, тем непримиримее и эффективнее окажется борьба с ними.

И все-таки — кто спорит! — так иной раз осточертеет говорить о низких душах и пустых делах, так хочется прикоснуться к чему-то чистому, высокому и подлинному.

Я расскажу сейчас о настоящем мастере своего дела. Вероятно, нет и не может быть для человека оценки выше, чем короткое, емкое слово «мастер». Но давайте вдумаемся, что оно, в сущности, означает? Только доскональное знание собственного ремесла? Свободное владение своей профессией? Талант и золотые руки.

Все это, конечно, входит в понятие мастерства. Однако, мне кажется, далеко его не исчерпывает. Потому что мастерство — это ведь тоже позиция. Обязательно, прежде всего — позиция. Позиция человека, честно делающего свое единственно, незаменимое, по сердцу и по силам выбранное дело.

Наталья Петровна

«Логику оставьте за порогом…»

Отстранив от работы научного сотрудника — назову его Ивановым, — Института экспериментальной медицины, академик Наталья Петровна Бехтерева сказала ему: «У меня отвратительное чувство. Мне вас жаль. Вы один из самых одаренных, а потому любимых сотрудников. Много сил вложено… Но я не имею права допустить вас к больным…»

Узнав об этой истории, я спросил Бехтереву:

— И ничего нельзя было сделать?

— Нельзя. К сожалению.

— Вы уверены?

— Уверена.

— Но это же потеря для отдела?

— Весьма ощутимая. Но поверьте — то не мой каприз. Не было другого выхода.

А произошло следующее.

В клинике на излечении находился больной, страдающий тяжелой формой эпилепсии. По методу, разработанному Бехтеревой и ее сотрудниками, в мозг ему были вживлены электроды.

Человек живет обычной жизнью. Читает книги. Беседует с другими больными. Ходит по коридору. А мозг его тем временем специальной радиосвязью связан с экраном энцефалографа. Врач видит, когда все спокойно, а когда приближается припадок и надо лечебными дозами электротока «обстрелять» патологический очаг или, наоборот, усилить током работу здоровых структур и нейронов. То есть провести сеанс стимуляции.

В тот день, о котором идет речь, все было спокойно. У больного не возникало никаких зрительных или звуковых галлюцинаций. Он сидел и мирно играл в шахматы. Но к нему подошел научный сотрудник Иванов, положил руку на плечо и ласково сказал: «Петр Гаврилович, пойдем, друг, на стимуляцию».

При проверке выяснилось: накануне, проводя лечебную стимуляцию, Иванов, не успел записать, как она влияет на речевые функции и краткосрочную память больного. И решил добрать недостающий материал. То есть в тот день стимуляция нужна была не больному, а ему, научному сотруднику Иванову.