Крутые ребята

Сегодня с утра я уехал на природу. Надоело видеть рожи корешей-подельников. Отъехав от города километров шестьдесят, я остановил машину на обочине шоссе и углубился в лес. Было не по-осеннему тепло. Яркие краски сентября расцветили листву деревьев волшебным узором. Высоко над кронами сияло ослепительно голубое небо. Чистый, прозрачный воздух, с легким запахом прелых листьев, казалось, вливал жизненную силу в мои прокуренные легкие. Первый раз за много дней я чувствовал себя хорошо. Казалось, не было ничего: работы в мафии, грязи, крови, трупов, будто бы я снова тот маленький мальчик с доверчиво вытаращенными глазенками, который в незапамятные времена отдыхал каждое лето у бабушки в деревне. Мальчик этот любил все живое и горько плакал, узнав, что соседка утопила Муркиных котят. Вечерами бабушка рассказывала ему сказки, часто страшные, но с хорошим концом. Мальчик негодовал, слушая о злодеяниях Бабы Яги, Кащея и нехороших разбойников, в самых страшных местах он прижимался к бабушке, твердо зная, что уж она-то защитит его от всех бед. В конце сказки он неизменно радовался, что зло наказано, а добро торжествует. Эх, бабушка, бабушка, где ты теперь?! Где твои добрые натруженные руки, которые вытирали мои слезы, лечили ссадины и ушибы каким-то, одной тебе известным, травяным настоем? Или не было ничего этого? Может, все это приснилось? Может, я прямо и родился таким, какой есть сейчас: убийцей с пистолетом за пазухой?

Чего я добился за свои тридцать лет? Научился драться, стрелять, убивать, заработал авторитет в бандитской среде и кучу денег? А зачем они мне? Авторитет? Я ведь никогда не был тщеславным. Деньги? Что на них можно купить? Баб, одежду, жратву, выпивку, барахло? Не приносит все это радости, когда душа болит!

Или правда – тот маленький мальчик, а то, что сейчас, – сон, страшная сказка? Долгая такая сказка, мрачная. Все в ней есть: смерть бабушки, наш двор, полный шпаны, живущей по закону джунглей; школа карате, не такая, как многие теперешние, полублатные, а настоящая: с суровой дисциплиной, побоями сэмпая[19], жестокими спаррингами в полный контакт. Есть в той сказке и армия с волчьими законами, тупостью, дедовщиной. Опять школа карате, но теперь я уже не в роли ученика, все же коричневый пояс, а затем и черный: первый дан, второй, третий[20]. Затем подпольный тотализатор, было такое до перестройки, да и сейчас есть. Ночь, загородный пустырь, машины, поставленные кругом. Внутри их свободное пространство, освещенное слепящими фарами. В этом пространстве мы с противником: полуголые, окровавленные, звереющие от боли и запаха крови. Тогда я и убил своего первого, не по злому умыслу, просто удар не рассчитал. До сих пор помню, как мучился, вскакивал по ночам.

В тотализаторе меня и приметил шеф, который был там завсегдатаем, взял в бригаду. Рэкет, вышибание долгов; разборки с чеченами, азербайджанцами, армянами, нашими соотечественниками из конкурирующих группировок. Затем Семен – цветущий здоровяк с обаятельной улыбкой и душой, покрытой шерстью. И наконец Грек, ежедневные ночные кошмары.

О господи! Нет, таких сказок бабушка не рассказывала!

Лес неожиданно кончился, и я оказался на широком, недавно убранном картофельном поле, перекореженном, покрытом грязью. Оно простиралось далеко, чуть ли не до горизонта. И на самом краю его я увидел церковь. Она стояла на высоком холме, вся светясь золотом и белизной в лучах полуденного солнца. Как завороженный, я долго стоял, глядя на нее. Затем какая-то непонятная сила повлекла меня вперед. Спотыкаясь и пачкая ноги грязью, я побрел по искалеченной земле. Шел долго и наконец достиг цели. У самого входа я остановился в нерешительности. Что-то мешало войти. В ушах звенели колокола, в помутневших глазах прыгали багровые круги и какие-то свиные рыла.

Мне показалось, что среди них я различаю Семена.

– Будь ты проклят, дьявол! – в отчаянии прошептал я, и неожиданно стало легче. Неумело перекрестившись (отвык с детства), я вошел внутрь храма.

В церкви царил прохладный полумрак. Мягко горели свечи перед иконами. Со стен на меня смотрели скорбные лики святых, смотрели с укором, но без злобы. Народу внутри не было, видимо, служба уже закончилась. Только одинокий священник молился на коленях перед алтарем. Я долго стоял рядом, не решаясь его побеспокоить. Наконец он закончил молитву и посмотрел на меня. Священник был старый, с белоснежной бородой и очень напоминал доброго Деда Мороза.

– Что тебе, сын мой? – спросил он, оглядывая меня. – Исповедоваться? Но служба уже кончилась! Впрочем, ладно, – вдруг передумал он, внимательно посмотрев мне в глаза. – Пойдем!

Я говорил долго и путано, заикаясь от волнения, но с каждым словом становилось легче, как будто прорвался многолетний гнойник и вся накопленная мерзость выходила из меня, бесследно исчезая в окружающей тишине. Наконец я замолчал. Молчал и священник. Я робко посмотрел ему в глаза.