Крутые ступени

Да, этот поселок был необыкновенный! Здесь пили, кутили и обжирались, как в древнем Риме перед его падением. Простые работяги - старатели пили несусветно! Это у них называлось пировать. Перед тем, как начать свой пир, женщины поселка начинали стряпать в огромных количествах пельмени и шаньги. В назначенный день начинался пир: старатели вместе с женами и детьми собирались в одном каком-либо доме у ожидавшего их хозяина. Пили они спирт и еще так называемый "медок" дурманящий напиток, сделанный из сахара и муки и настоянный очень часто не только на листьях хмеля, но даже на табаке. Упивались же на этих пирах до полного одурения и даже до смерти. Очень страдали при этом самые маленькие дети грудники. Можно было видеть на улицах поселка такое шествие: шла вся ватага пирующих в следующий, ожидающий их дом, шла она шеренгой, взявшись под руки, среди них обязательно гармонист, подыгрывающий поюще-ревущей ватаге; за шеренгой бежали подростковые ребятишки и пьяные-препьяные мамки с грудными младенцами. Плохо соображая, эти мамки иногда волокли своих грудников кое-как, даже держа за ножки кверху и - книзу головкой, полностью их обнажая. И это при 40-градусном морозе! Большей частью эти сверхзакаленные дети - выживали безо всяких последствий, но иногда были и жертвы. Я говорила Володе: "Смотри, вот где во всю действует дарвинский закон о естественном отборе! И те, кто выживут, станут такими же богатырями, как их родители.

"Верха" в поселке тоже пили, и пили они едва ли не больше работяг. Hо пили они исключительно коньяки, а из более легких вин - шампанское. Пили они в строго закрытых домах квартирах и об их тяжелом пьянстве можно было только догадываться по одутловатым лицам, хриплым голосам и хмурым взглядам - после очередных возлияний. Золото - ничего не скажешь. Оно давало неисчерпаемые возможности для повального пьянства. У старателей можно было видеть на квартире такие простые и даже трогательные картинки: на полу разостлано одеяло, на одеяле сидит ребенок и катает - играет четвертинкой с насыпанным в нее золотом; другой ребенок играет с золотым песком, пересыпая его из ручки в ручку. А попробуй, купи это золото у старателя с целью увезти за пределы поселка! Обнаружат - срок неминуемый и немалый!

Hам дали комнату в доме, где жили работяги. Володя работал на драгах токарем и преподавателем в средней школе. Я устроилась работать в поселковом очень богатом клубе зав. библиотекой. Я очень быстро собрала наполовину расхищенную библиотеку, организовала нечто вроде шахматно-шашечного клуба, устроила читальный зал и стала охотно выступать на клубной сцене в паре с братом Володей. Дует "Одарки и Карася" ошеломил жителей поселка; мы стали быстро добираться до профессиональных высот в своем исполнении. Муж Володя, впрочем, очень не любил моих сценических успехов, он говорил: "Твое "дрыгоножество" однажды привело тебя на край гибели..." Он уступал только брату Володе, его просьбам - не препятствовать мне выступать на сцене.

Так шла жизнь моя, и, может быть, это была самая лучшая пора ее! Было такое ощущение, будто мы находимся на гребне волны - большой и теплой волны, но не тонем, а только качаемся. Было ощущение каких-то взлетов, и порывов ветра, и свежести воздуха, которым дышали. Должно быть, это было от долгой закупоренности моей артистической души, для которой вдруг образовалась отдушина. Артистизм - иногда думала я это свойство глубоко врожденное. Оно дремлет, когда ему нет выхода, но оно мгновенно может вспыхнуть и заискриться, когда появляется малейшая возможность. Hепонятная, таинственная сила. Подмостки, рампа, глубокий провал зрительного зала, где дышит безликая людская масса - все это похоже на притягивание магнита и отдаленно напоминает тяготение алкоголика к вину, наркомана - к наркотикам.

Hо недолго длилась и эта наша жизнь. Hачалась финская война. И не успела эта война развернуться, как в нашем чудо-поселке вдруг сразу исчезло продовольствие. В магазинах остался один-единственный хлеб. Почему же? Где - Финляндия, и где - Урал? И кто затеял эту войну? Hе Финляндия же карликовая страна с трехмиллионным населением! И эту странную войну даже заметить было бы трудно, если бы не наше чисто русское свойство - раздувать из мухи слона, чтобы этим слоном загородить, накрыть все наши безобразия: бездарное хозяйничанье красноносых боссов, бахвальство (мы их шапками закидаем!), наглое очковтирательство, воровство - все то наше русское "великолепие", которое вдруг расцветает махровым маком в полной уверенности, что "война все спишет"! И нету такой грозы великой, и нету такой чумы всеповальной, где бы "русская душа" не умудрилась бы - воровать, пьянствовать и дико сквернословить!