Крутые версты от Суры

На Дубовской пристани купил килограмм хлеба, поел, стало еще веселее на душе. Дорога в Васильсурск мне теперь знакома, исхожена вдоль и поперек. Зашел на пасеку к знакомому марийцу, купил кринку молока. А вот и попутчики нашлись, муж с женой, идут в Васильсурск к родственникам. Разговорились, Я важно сообщаю, что еду в Горький, буду работать в конторе писарем, что я парень грамотный, учился в педтехникуме. Это возвышает меня в собственных глазах, с удовольствием замечаю уважение моих спутников. К вечеру добрались до Васильсурска. Я беру билет 4 класса, еду всю ночь, утром высаживаюсь на пристани в Горьком.

Вор, похожий на апостола 

Город мне знаком, сюда я приезжал с тетей еще мальчишкой продавать орехи. Сейчас вспоминаю знакомые улицы. С ходу принимаюсь искать работу. Захожу в каждое учреждение, заявляю, что я грамотный, ищу канцелярскую должность. С удивлением замечаю, что руководители учреждений не испытывают особенного восторга от лицезрения моей особы, нисколько не умиляются моими способностями, а выпроваживают довольно-таки бесцеремонно. Кажется чебоксарская история повторяется и здесь. Невдомек мне тогда, в 35-м, что безработица широко шагает по стране, что масса голодного люда из деревень Поволжья и Украины после голода в 33-м году хлынула в города в поисках работы и хлеба. Вскоре понял, что претензии мои чрезмерны, что грамотность моя здесь ничего не стоит. Теперь ищу любую работу, пусть чернорабочим, дворником, истопником. Но и такой нет. Тут появились еще серьезные препятствия - мое несовершеннолетие и районный паспорт: все равно не пропишут, ведь город режимный. Днем рыщу по городу в поисках работы, ночью отдыхаю в зале ожидания на речном вокзале. Просто дремлю, прислонившись к спинке скамейки, спать здесь не положено. Настроение мое соответственно падает, радужные надежды быстро улетучились. Питаюсь я черным хлебом, запиваю водой из-под крана, иногда шикую - покупаю газировку с сиропом. И при этом кляну себя за расточительство.

Иногда встречаю себе подобных, ищущих работу, вступаю в беседу. Один из них посоветовал мне уехать в какой-нибудь районный городок, так как здесь все равно не пропишут. Послушался доброго совета и уехал в Балахну , километрах в 50 от Горького. Там повторилась та же история, никто в моих услугах не нуждается.

Как-то сижу в скверике, отдыхаю. Рядом подсел благообразного вида мужик лет 60. Лицо продолговатое, симпатичное, длинная окладистая борода, ну прямо апостол Павел с иконы в нашей церкви. Разговорились. Я рассказал ему о своих мытарствах.

- А кирпичи умеешь делать? - спросил он.

- Нет, не умею, но смогу научиться.

- Тогда едем со мной, будем вместе делать кирпичи.

Я согласился. Мы сели в вагон узкоколейки и поехали километров за пятнадцать от Балахны. Там сошли с вагона в каком-то поселке. Дымится заводская труба.

Это, оказывается, стеклозавод. Старик мой пошел договариваться с начальством, а я остался дожидаться в заводской столовой. Вскоре он вернулся. Сказал, что надо ждать, какое-то оборудование не готово, а пока будем устраиваться на квартиру. Нашлась и квартира: спим на полу в мезонине деревянного дома. Я не нарадуюсь на доброго дедушку, все же свет не без добрых людей. А пока есть крыша над головой, обедаем перловым супом в рабочей столовой. Деньги я экономлю, истратил не много.

 Время идет, прошла уже неделя, а работы не видать. Старик где-то пропадает, возвращается и говорит, что надо еще подождать.

Однажды он мне говорит:

- Слушай, паря, у тебя деньги еще есть?

- Есть, дедушка, как же, я ведь очень мало трачу.

- Тогда вот что, парень. Ты дай мне свои деньги на хранение. Я их лучше сохраню, а то ты их истратишь, а нам до получки далеко. Хорошо?

- Хорошо, дедушка. Вот тут около 30 рублей, - я вынимаю все свои деньги и отдаю ему.

Наутро проснулся - дедушки нет. Удрал апостол Павел с моими деньгами. Сначала исчезновению деда я не придал особого значения. Мало ли, куда он мог пойти с утра, может, узнать насчет работы, встретить кого-либо из знакомых, или купить что-нибудь из продуктов. Когда открыли столовую, пошел туда, наскреб в кармане последнюю мелочь, позавтракал перловым супом и овсяной кашей. Но когда дед не появился и к обеду, я заволновался всерьез: неужели он в самом деле удрал с моими деньгами, с последними моими сбережениями, над которыми я дрожал, как последний скупердяй, отказывая себе во всем, даже в стакане чая! Ведь это вопиющая подлость, дальше уже некуда, украсть у нищего котомку, у беспризорного парнишки отнять последние, с таким трудом заработанные деньги! Как мог я так глупо обмишуриться, я - такой начитанный, умный парень. А и апостол Павел хорош, нечего сказать: по утрам молится, перед едой крестится. Ну, кто бы мог подумать, что это вор! Впрочем, удивляться особенно нечего: несмотря на все жизненные передряги, я и до сих пор остался в отношениях с людьми наивным и доверчивым, и этим многие пользуются.