Крутыми верстами

Воспользовавшись наступившей заминкой, к Дремову подошли бывшие связистки. Приветствуя своих боевых девчат, Иван Николаевич поинтересовался у каждой из них, как сложилась жизнь. Оказалось, что бывшая телефонистка Маруся, успешно отбивавшаяся от назойливых кавалеров все годы пребывания на фронте, после окончания войны вышла замуж за своего покровителя — капитана Зубкова, который теперь сидит в Арктике на радиостанции, а радистка Юля работает начальником радиоузла в рисоводческом совхозе на Кубани.

— Так, где же наши остальные? — оглянулся Иван Николаевич вокруг.

— Где-то заскочил за папиросами Петр Великий. Все выбегал на дорогу. Волнуется. Здесь капитан Лаптев, а доктор Решетня у пруда. Греет телеса.

— А как Заикин? — спросил Дремов. — Писали, что якобы возвратился из госпиталя.

— Возвратился и бывал в полку, все разыскивал дивчину, которая была у него в медпункте, да ординарца, а служить его оставили на армейских курсах. Готовил нам кадры младших лейтенантов.

— Так нашел он Зинку, — забегая вперед, подсказал Сорокин.

— Ну да. Не только нашел, но и стала Найденова его женой.

— Что, что? Найденова?! Зина?! — воскликнул Дремов, меняясь в лице. — Где они?

Не поняв причины возбуждения командира, Новиков несколько растерялся, но после небольшой паузы продолжил:

— Возвратился он без руки, но все такой же неугомонный. Как-то ночью, были мы уже на Дунае, разыскал штаб и с полного хода врезался своим трофейным «хорьхом» в железные ворота. Ну, конечно, из радиатора потекло, мотор заглох. «Что ты творишь, буйная твоя голова?» — спрашиваю у него. Ржет вовсю. «А что? Пусть знают наших». Смотрю, сидит Зина, смущенная, на широком кожаном сиденье в углу. «Вот! — кричит, указывая рукой. — Нашел в медсанбате. Теперь все. Можете поздравить!» Поздравил и…

— Постой, — перебил его Дремов. — Где они теперь? Не тяни! Не рви душу!

— Сейчас все расскажу: поженились, а как только закончилась война — укатили к его матери на Урал. Там у них родилась дочка, а Зинуля его приболела. Врачи посоветовали сменить климат. Переехали в Краснодар. Переписываемся. Сообщили, что оба учатся.

— Учатся? И она?

— Ну да. Он заочно в Московском литературном институте, а она в медтехникуме. Собирались сюда, но заболел ребенок. Писал, что если дела поправятся, то в конце месяца обязательно поедет в институт. Что-то вызывают.

Появился возбужденный полковник Великий. Вытянув длинные руки, бросился к Дремову.

Выглядел полковник хорошо, молодцевато, но в тридцать с небольшим виски покрылись сединой. После успешного окончания академии служил в штабе одного из военных округов.

— Так расскажи о службе, — обратился к нему Дремов.

— Вроде все нормально. Сидим, трем штаны. Начальство не жалуется.

— Ну да. Трете штаны. А вот это от чего? — Дремов присмотрелся к седеющим волосам. — Рановато!

— А, ерунда. У нас в роду все такие. А тут вроде и кстати. Сейчас многие даже подкрашивают. Для солидности, что ли?

— Понятно. Небось, как и в академии, сидишь без передыха?

— Да как вам сказать? Попал в солидный штаб, а там без работы не останешься. Находится она и зимой, и жарким летом, но тут, как говорится, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Службу избрал добровольно и, прямо сказать, не сожалею.

— А как душевные дела? — лукаво скосилась на него Маруся.

Уклоняясь от вопроса, Великий делал вид, что не слышал его, но все же покраснел. Видно, вспомнилось, как однажды, после какой-то небольшой пирушки, когда полк находился во втором эшелоне, сделал неудачную «вылазку». Бес толкнул побаловаться с недотрогой телефонисткой, а потом не мог смотреть ей в глаза, избегал ее взгляда.

— Тут пока темный лес, — как всегда, по-юношески засмеялся Великий. — Время дороже денег. Его не хватает.

Опираясь на палку, поспешил к командиру майор Бойченко. Утирая пот, широко улыбнулся:

— Командую в леспромхозе женским гарнизоном. Получается что-то вроде свадьбы в Малиновке. Вот только с пляской не все ладно, — похлопал он по самодельному протезу.

Подошел капитан Рындин. Он располнел, голос стал хриплым, но с махорочной цигаркой до сих пор не расстается. После ранения на Днепре долго мотался по госпиталям, а когда был признан негодным для строя — возвратился на прежнюю службу, в органы внутренних дел.

— О, моя милиция меня бережет! — прокричал майор Безродный, выпрыгнув на ходу из подошедшего автобуса.

Дремов не переставал думать о том, как после возвращения в Москву он разыщет Заикина, а затем вместе с ним или даже не дожидаясь его полетит к Зине. «Вот найти еще Аннушку. Какое было бы счастье!» — сжималось его сердце, хотя и чувствовал, что теперь о» уже не одинок.

К нему решительно протиснулся Иван Решетня. Приложив руку к головному убору, вытянувшись, как истый службист, и не моргнув глазом, стал рапортовать:

— Товарищ гвардии генерал! Медицинская служба энского Краснознаменного… — Не закончив фразы, врач опустил руку и, обняв Ивана Николаевича, стал его крепко целовать.

Дремов не отбивался, а когда освободился из объятий, сердечно проговорил:

— Ну и медицина! Ну и служба! Вот и молодец! Сильный, чертяка!