Крутыми верстами

И Аннушка и дочурка незаметно исчезли. Иван Николаевич пошарил по столу руками, тяжело вздохнул, а беспокойный сон продолжался. «Вот, я их не могу отыскать, а они сами появились, дали о себе знать. Только почему же скрылись?» — продолжал Иван Николаевич бредить во сне. Открыл глаза лишь после того, как на веранде гулко застучали каблуки. В комнату вошли Великий и Климов.

— Садитесь, — пригласил Дремов, выпрямляясь.

Когда Великий положил на стол стопку наградных листов, Иван Николаевич взглянул на замполита.

— Смотрел? — спросил он.

— Внимательно, вместе с Петром Ильичом. Думаю, все правильно. Вот только Заикина… Героя бы ему следовало.

Дремов поднял брови.

— Хотелось бы так, но надо, чтобы уж наверняка.

Климов промолчал, а Дремов продолжил свою мысль:

— Думаю, вскоре будут моменты и поярче.

Вбежал ординарец.

— Товарищ командир! Гражданочка тут одна, хозяйка. Просит что-то для детишек.

— Пусти.

В комнату вошла крупная женщина. Небрежно кивнув в знак приветствия, прошла в следующую комнату. Там задержалась недолго. Возвращаясь, остановилась у двери книжного шкафа, переложив кое-что с места на место, удрученно вздохнула, с трудом процедила:

— Кое-что ребятишкам…

Когда дверь закрылась, Климов взглянул вдогонку.

— Этой семейкой занимается СМЕРШ. Есть сведения, что сия мадам здесь проявляла серьезную активность — занималась «просвещением». Ходила в переводчицах и младшая, но с ней пока не все ясно.

— Селяне не очень-то лестно отзываются о хозяевах этого дома, но надо хорошенько во всем разобраться самим…

— Разберемся, — заключил Дремов. — СМЕРШ разберется, — тут же поправился он.

Тем для разговора нашлось бы еще много, но позвонил дежурный и доложил, что подполковника Великого срочно вызывают в штаб дивизии. Взглянув на Дремова, Великий недовольно чертыхнулся:

— Черт знает что, опять горячку порют…

Офицеры ушли, а Дремов решил наконец отдохнуть. В дверях показался ординарец с каким-то альбомом в руках.

— Это откуда? — спросил он у солдата.

— Это? — с отвращением посмотрел на альбом солдат. — Вон там, на нижней полке лежало. Дрянь какая-то…

Дремов взял альбом, открыл обложку и не поверил своим глазам: на него смотрела, нагло улыбаясь, совсем нагая, та самая гражданочка, которая только перед этим заходила «кое-что прихватить для ребятишек». «Неужели она?» — возмущаясь, задал сам себе вопрос Дремов.

Переворачивая толстые листы альбома, Иван Николаевич чувствовал, как его трясет какой-то озноб. Негодующе восклицая, он то яростно бил кулаком по валику дивана, то брезгливо морщился. Изредка попадалась на карточках и младшая сестра, наряженная в форму полицая. «Ишь, стерва! Натянула на себя шкуру!»

— Убери! — швырнул он альбом и поспешил в сени. — Бр-р. Дай-ка воды, горячей бы. Не враз такую грязь отмоешь.

В доме ему стало душно. Изо всех углов повеяло затхлостью, нечистотами. Вытирая руки, он толкнул наружную дверь.

— Какая мерзость! Ночевать будем вон там, в палатке.

— Слушаюсь! — с одобрением в голосе отозвался солдат.

Село уснуло под плотным пологом темной ночи, а воздух был чист и свеж, полон волнующих запахов ранней осени. Дремов прислушался. Где-то в конце села надрывалась собачонка.

Лежа на свежем сене в палатке, Дремов продолжал думать о том, как могло случиться, что люди дошли до такого падения. «Говорят, что старшая закончила педагогический институт, а младшая — сельскохозяйственный техникум».

Там, в конце деревни, где с цепи рвалась собака, послышалась песня:

Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне.

Удаляясь, песня звучала все тише и тише. «А к кому придется возвращаться мне на «боевом коне»?» — неожиданно спросил себя Дремов.

Послышался быстро приближавшийся лошадиный топот. Дремов вышел, увидев Великого, сказал:

— А я думал, что будешь только к утру.

— О! К утру нам надо быть далеко отсюда, — быстро проговорил Великий, спрыгивая на ходу.

— Как так? Выкладывай. Что еще придумали? Давай к свету.

Развертывая карту, подполковник показал новый район, куда приказано переместиться полку, и маршруты движения.

— Говоришь, к рассвету? — посмотрел Дремов на часы.

— Так точно, — подтвердил Великий. — Тут около двадцати километров. Строго предупредили о маскировке. Двигаться только по проселку. На большак — ни-ни. Наказал сам комдив.

Все заспешили. И полк, поднятый по тревоге, к рассвету сосредоточился и тщательно замаскировался в назначенном районе.

До обеда Дремов успел побывать в батальонах и полковых батареях, а возвращаясь в штаб, почувствовал озноб. Укутавшись в шинель, Дремов сел в угол и прижался к чуть теплой печке. Весь вечер и ночь его трясло в лихорадке. Лекарства не помогали. Наутро Решетня предложил Дремову отвезти его в медсанбат, но Дремов категорически отказался. Удалось уговорить его лишь Ядвиге.

— Где он теперь, медсанбат этот? — спросил Дремов, когда подошел Решетня.

— Переместили в Золотухине, на наше место.

Врачи помогли Дремову забраться в машину, а когда Решетня заикнулся, что будет сопровождать командира до медсанбата, сам Иван Николаевич категорически запротестовал: