Крутыми верстами

— Вот тебе и пойми. На первый взгляд может показаться все совсем просто. Допустил промах — накажи, чтобы наперед покрепче запомнил, что за службу спросят, а оно вон как получается. Можно наломать дров. Придется разобраться до конца да и выправить дело.

— Да, надо помочь и самому старшине.

— Обязательно. — Посмотрев на часы, Носков поспешно поднялся. — Побегу. Начинается заседание партбюро. Потолкуем и об этом.

Дремов тоже поднялся. На опушке рощи появилась Ядвига Соколова — врач полкового медпункта.

— Я к вам, — просто сказала она. — Капитан послал.

— Ну что ж. Раз попался — готов на казнь, — пошутил Дремов.

— Вот вам, — расстегнув медицинскую сумку, Ядвига протянула заранее приготовленные пакетики. — Это от бессонницы, но принимать только в самых крайних случаях, когда уж совсем невмоготу станет…

Иван Николаевич улыбнулся, а Ядвига, стараясь не выдать своего возбужденного состояния, быстро проговорила:

— Но капитан велел послушать вас, посмотреть…

— Тогда прошу в блиндаж.

Ядвига согласно кивнула головой.

Осторожно ступая, Дремов шел за ней, и казалось ему в эту минуту, что наступило на земле самое счастливое время, что нет никакой войны, нет ни ран, ни смертей. Только есть первая вечерняя роса, брызнувшая на крутую зелень листвы, чистое, усеянное россыпью мелких звезд синее небо да напоенный степной горечью воздух.

Глядя на стройную фигуру с покатыми плечами, на плавные, неторопливые движения, на несколько склоненную голову с пучком золотисто-русых волос и прислушиваясь к приятному грудному голосу, Дремов острее, чем когда-либо, ощутил, что появление женщины, да еще такой красивой, здесь, на переднем крае войны, где незримо витает смерть, смягчает очерствевшие, необласканные солдатские сердца. «Не зря раненые, взывая о помощи, кричат не иначе как «сестричка», «сестрица». Никакой «милосердный брат» ее заменить не может, а если он и попадается в боевых порядках атакующих, то и его зовут они «сестричкой», — подумал Иван Николаевич.

— Прошу. — Приглашая Ядвигу, Дремов легонько притронулся к ее плечу кончиками пальцев. Несмело шагнув, Ядвига покраснела, а оказавшись в блиндаже, остановилась в нерешительности.

Но как только Ядвига потянулась к сумке, Дремов остановил ее.

— Не спешите. Распорядком дня предусмотрена процедура принятия пищи. Давайте с неё и начнем. Как раз время, — пошутил Дремов.

— Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз. Меня ждут раненые и больные…

— Жаль. Но, как говорится, потчевать можно, неволить грех.

Выслушивая командира, Ядвига вновь и вновь возвращались взглядом к рваному рубцу под правой ключицей, где прослушивались сухие хрипы.

— Надо бы снимочек, — тихо проговорила она, как бы лишь для себя, но Дремов услышал.

— Рентгеновский? Так он есть. Давно таскаю. Правда, несколько помят, но думаю, что нужное сохранилось. К сумке он.

Ядвига без труда отыскала снимок. Рассматривая против слабого света потемневшую пленку, она вздохнула.

— Кое-что можно разобрать, но надо бы вам показаться специалистам в медсанбате. Важно болезнь предупредить.

— Согласен, но теперь не до себя. Не это главное.

— Как сказать, — возразила Ядвига. — Время надо найти.

Проводив врача, Дремов еще долго смотрел ей вслед. «Может быть, сейчас где-то вот так же кого-то уговаривает и моя Аннушка».

4

Никогда не забывая о муже, Анна Павловна была уверена, что он непременно жив, а то, что о нем пока не удалось хотя бы что-нибудь узнать, она объясняла прежде всего тем, что с первых дней войны началось такое огромное движение людских масс в разных направлениях, что отыскать человека стало не проще, чем иголку в стоге сена. «Ему найти нас так же сложно, как и мне его. А что нет ответов из лагеря, так до этоли там теперь?» — рассуждала она.

Правда, в Москве после возвращения от следователя Анна Павловна на какой-то миг поверила «друзьям» — допустила мысль, что они говорили правду, и усомнилась в чистоте поступков и верности мужа, за что и казнила себя все эти годы. Заикаясь и перебивая друг друга, «друзья» настоятельно убеждали ее, что в молодости все возможно и что ее муж не составляет исключения. «Заграница. Масса соблазнов. Как не закружиться голове», — ухмылялись они.

«Друзья» настоятельно рекомендовали скрыть от дочурки, кто ее отец. «Нельзя калечить детскую душу». И хотя Анна Павловна их советы во внимание не приняла, на деле получилось так, что Зина своего отца не знала. Главной причиной было то, что родители Анны Павловны отнеслись к зятю далеко не доброжелательно. Его особенно недолюбливала мать, свалившая на Дремова всю вину за то, что Зина родилась вне брака, когда Анне только исполнилось восемнадцать. Внучку бабушка из рук не выпускала, а о том, чтобы ребенок находился у родителей, не хотела и слушать. Так что видел Иван Николаевич свою дочь всего несколько раз, и то когда она была совсем крошкой.