Сначала потихоньку из ноздрей посыпалась пыль — неприятно, но терпимо. Но когда в пыльное облако стало обращаться его тело, когда он стал терять человеческий облик, превращаясь в груду крупиц — железных крупиц, — тогда противно-режущая боль от перевоплощения захлестнула сознание полностью. И маг хотел закричать, но кричать уже было нечем, нечем было и видеть, но он — видел, видел и контуры тающего комплекса заклинаний вокруг врага, и трескающиеся под ударом пролетевших мимо цели заклятий друзы, и уползающую подальше от эпицентра буйства чар многоножку, и фурию, все так же пытающегося пробить стенку куба бесполезным здесь копьем…
Расплываясь бесформенной массой над клубком магического трехцветья, внутри которого магия Джетуша пыталась справиться с одним-единственным противником, Земной маг подумал, что главная проблема Удария, одного из его лучших учеников в геомагии, который сумел подчинить чары Железной Бездны, но никак не мог подобраться к следующему, высшему уровню этой магии, в том, что для овладения Смертным Железной Бездны нужно суметь вытерпеть эту ужасную боль, сопровождающую преобразование тела, достойного трансформаций материи в тиглях и колбах алхимиков. И дело не просто в физической боли, ее Ударий, любитель подраться, мог вытерпеть. Смертный Железной Бездны, как и подобная магия, которой великолепно владеют члены Стражей Системы Конклава, входящие в отряд «Богадельня», разрывает в первую очередь эфирные нити тонкого тела, и боль от разорванных связей ауры и тела физического не идет ни в какое сравнение с обычной болью.
Это как получить щелчок по носу — и боевым молотом по затылку.
Дыхание Жестокосердного Анубиямануриса ледяным ветром веет в спину, когда смертный теряет свое привычное физическое существование и перестает быть просто смертным, но становится — Смертным Железной Бездны.
В свое время, использовав это заклинание, Джетуш одолел Каменных Змей горы Арай. Слабее, чем Горные Змеи, но куда более умные, обладавшие зачатками магических способностей, усиленных
Но Ацедий — он опаснее Каменных Змей.
Намного опаснее.
Глава пятнадцатая
В этот миг все и началось.
Прямо по разделяющему долину и Подземелье рубежу вытянулась золотая нить, похожая по структуре на паутину пауков Адских джунглей — словно состоящая из многочисленных, крепко скрепленных восьмиугольников. Сплетенная из паутины сеть легко могла выдержать слона с лопнувшими висками или выстрел из катапульты, но здесь и сейчас плелась не сеть. Из золотой нити в небеса вылетела серебряная крошка, мигая вечерними звездами, следом начала трескаться, словно стекло, сама реальность, нагромождением хрустальных осколков возводя новую границу между обиталищем Соратников-шахтеров и Основой Нижних Реальностей.
Кристаллообразная насыпь росла быстро, словно политые живой водой волшебные бобы. Оранжевое небо, отражаясь в битом стекле действительности, окрасило оставшихся вне долины Глюкцифена, фурий и таггора желто-красными переливами. Окрасило — и заставило застыть в вечности, словно подвергнув их Обретению Покоя. Все застыло по ту сторону треснувшей реальности, замерло таким, каким было в тот миг, когда долину отрезало от Подземелья: Глюкцифен дергал себя за бороду и правое ухо, фурии с каменными лицами устремились в зону Инфекции, тагорр распахнутой пастью напоминал Адские Врата — но когда Уолт и Эльза заходили в долину, убоговская креатура начала закрывать пасть. Великая Река Времени наткнулась на препятствие и замерла, раздумывая, что с ним делать.
Уолт невольно вспомнил лангарэевскую Пелену.
Не похоже, правда, — но в то же время до ужаса похоже.
Магистр ударил не раздумывая. Может, опять напали Хирурги, может, еще один убог жаждал разобраться со смертным, может… Много чего могло быть. Но не было времени на размышления. Сгусток магической энергии приобрел форму, гиле воздуха затрещало, подчиняясь ноэме и ноэзису. Плеть голубой молнии хлестнула по стеклу, оставив на стене пульсирующий октарином поцелуй. В ответ стена выгнулась выпуклостью на месте удара, потянулась потрескавшимся хрустальным наростом. Будто стеклянный драконас из Ничейных земель издевательски показал язык.