Кружева лжи (СИ)

«Я знаю, что хранят часы», — подумала и дописала. — Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».

Буквы получились непривычно размашистыми и от пробирающего холода корявыми, но читались без труда. Писать зеркально длинные фразы и сложнейшие термины Александра училась давно, по собственной инициативе, пользуясь всё тем же любимым принципом: знать и уметь всё без всяких там «по возможности». Она старалась объять необъятное и у неё неплохо получалось. На неудачах она не зацикливалась.

Те же самые строки появились на каждом доступном окне. Идею добраться до второго этажа она благоразумно отбросила. Пожалуй, впервые, действуя благоразумно и понимая, замёрзшими пальцами — и почему не взяла перчатки? — хвататься за карнизы слишком опасно. Слишком самонадеянно. И… стала ждать.

***

— Кто оставил пирог? — повторила вопрос Снежана.

— Да те, кто ухаживают за домом, пока я в городе! — нашлась Чирина и широко улыбнулась. — Надо же кому-то поддерживать здесь порядок, отгонять воров.

— Да… наверно.

— Пойдём. Нас ждёт вкусный пирог и ароматный чай.

— Вит, позвони мне на мобильный, — тихо попросила Снежана, снова наклоняясь к пакету с одеждой.

— Да ты зря беспокоишься. Найдётся телефон. Вкусный пирог и ароматный чай, — опять улыбка.

— Вит, позвони.

Снежана осматривала комнату. Сомнения по отношению к подруге такие непривычные терзали сердце и душу, буквально выворачивая последнюю наизнанку. В памяти обрывками заскользили воспоминания далёкие, чужие.

Родные.

Снежана потрясла головой, смутно осознавая, что происходящее хорошо, и внезапно налетевшая дурнота — знак вовсе неплохой.

— Снежанка? — забеспокоилась Чирина, обнимая «подругу». — Тебе плохо?

— Нет. Да…

— Присядь, — Виталина растерялась. Подобное в её планы не входило.

Снежана послушно присела, закрыла глаза и вдруг начала вспоминать. Слёзы крупными горошинами полетели вниз.

Чирина сделала пару шагов назад, совершенно теряя контроль над ситуацией:

— Э-э-э, таракан с тобой, Снежан, ты чего меня пугаешь?

— Я… прости, Вита… Виточка, прости за всё. Я… вспомнила… Прости…

Виталина побледнела. В лёгких резко закончился воздух. Сколько лет она ждала этого слова. Этого злополучного «прости». Надеялась, верила. Теряла надежду, осознавая, что никакие слова не изменят её чувств.

Заставляя себя поверить в чушь самосуда.

Или не чушь?

— Виточка, я…

Всё летело к чертям. Планы, идеи. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово, жест. Вся картина, идеальная, прорисованная до мельчайших подробностей, разлеталась в пустоту. Пустоту, оседающую изнутри и ядом расползающуюся по внутренностям.

Виталина ненавидела Снежану и за это.

— Господи, Вита, я… мама сказала, ты пропала. Тебя не нашли, Виточка. А ведь я помню, как сидела в этом доме, в этой… боже мой, в этой самой комнате.

— В этой?

— Я рыдала ночи напролёт, умоляя тебя вернуться. Я… Виточка… Вита! Вита… — Снежана упала без чувств.

Она лежала на кровати беззащитная и ранимая. Лучшего момента, чтобы осуществить месть и не придумать, но Чирина медлила. Смотрела на лицо Снежаны и понимала, что её саму душат слёзы. Противное ненасытное чувство жалости вновь вытесняло всё иное. Вновь вынуждало задуматься: зачем всё это надо? Не пора ли отпустить?

Сотни раз Чирина ловила себя на этой мысли и давала сотню, две обещаний довести начатое до конца, поэтому, когда просыпались сострадание и неуверенность, она избавлялась от них так, как научилась. В детстве ломая куклы, став постарше — причиняя боль. Повзрослев, начала убивать тех, кто как-то обидел, потому что только так становилось легче. Только так возвращались ненависть и жажда мщения.

— Доченька, у тебя есть я, — говорила мать. Та. Погребённая под коркой ледяного озера. — Разве тебе ещё кто-то нужен?

Мама своей любовью душила, хотя Виталина никогда не была ей родной. Но это лишь подтачивало крепнущую злость в юном сердечке, каждый раз напоминая о той, из-за кого всё произошло.

Снежана. Проклятая Снежана…

Чирина смотрела на родные черты и хмурила брови. Заставляла себя хмуриться. А перед глазами проносились фрагменты детства, и сердце разрывалось от боли.

Чирина бросилась прочь из комнаты, едва не свалилась с лестницы, влетела в кухню, схватилась за нож, мечтая вернуть ненависть, желая кого-нибудь убить. Хоть кого! Зря что ли она столько лет готовилась? И вдруг застыла. Окно пугало надписью:

«Я знаю, что хранят часы. Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».

Виталина задрожала. Нож выпал. А затем Чирина закричала. Неистово. Больно.

Страшно.

***

Александра увидела Чирину и испугалась. Наплевав на просьбу Рукавицы, локтём ударила в окно, и осколки посыпались на снег.