На галере и яхте было 32 человека мужчин и 15 женщин. Наиболее значительными из них были: фельмаршал Миних, дядя императора - принц Гольштейн-Бек, Алексей Григорьевич Разумовский, прусский посланник Гольц, Елизавета Воронцова и ее родственницы, а также родственницы дяди императора.
Петр надеялся, что посланные в Кронштадт де Виейра и Барятинский удержат гарнизон и крепость на его стороне. Однако Петр не знал, что за последние несколько часов в Кронштадте произошли решительные перемены.
* * *
Комендант Кронштадта Нуммерс до появления там Неелова не знал о произошедшем в Петербурге, да и сам Неелов тоже ничего не мог объяснить толком, потому что имел обрывочные и противоречивые сведения - даже не сведения хоть немного достойные доверия, а просто слухи, в которые трудно было поверить.
Поэтому Нуммерс, который еще только обдумывал приказ, привезенный Нееловым и еще не распорядился грузиться на суда, даже обрадовался, получив от де Виейры новое предписание, - готовиться к приему императора.
Де Виейра и Барятинский, исполнив данное им поручение, уже собрались было отправляться обратно в Петергоф, как вдруг около 7 часов вечера на пристани высадился прибывший из Петербурга корабельный секретарь Федор Кадников с запечатанным конвертом, о содержимом которого он ничего не знал, а должен был лишь передать конверт коменданту Нуммерсу.
Нуммерс вскрыл пакет, не показывая содержащегося в нем ордера никому. А в ордере, подписанным адмиралом Иваном Лукьяновичем Талызиным, коему Нуммерс подчинялся непосредственно, предписывалось никого не впускать в Кронштадт и никого оттуда не выпускать.
Де Виейра и Барятинский стали расспрашивать Кадникова о событиях в Петербурге, но он отвечал, что ничего не знает. Тогда де Виейра отправил Барятинского и арестованного им Кадникова, в Петергоф, а сам остался в Кронштадте.
Между тем Нуммерс понял, что происходит, но решил не вмешиваться в арест Кадникова, не желая раньше времени себя обнаруживать. Его предусмотрительность вскоре же оправдалась.
Де Виейра еще не дошел до Петергофа, как к Кронштадту подошла шлюпка и на берег высадился Талызин. Нуммерс, встретив адмирала, стал расспрашивать его о новостях, но Талызин из осторожности отвечал, что он не из Петербурга, а со своей дачи, но слышал о каких-то беспорядках в столице и потому решил, что его место не в городе, а здесь - в Кронштадте.
После этого он вместе с Нуммерсом ушел в его дом и там предъявил именной указ Екатерины - "что адмирал Талызин прикажет, то исполнить".
Талызин приказал привести гарнизон крепости к присяге на верность Екатерине, и через час, под громкие крики "ура!" ей присягнул и гарнизон Кронштадта и экипажи всех кораблей. Вслед затем адмирал усилил посты и караулы, со стороны Петергофа закрыл гавань бонами, и за три часа несколько раз пробил учебную тревогу, поддерживая в крепости состояние повышенной боевой готовности.
Гарнизон оказался на высоте положения и четко выполнял предусмотренные действия. Повышенная готовность оказалась не напрасной, в первом часу ночи часовые заметили подходящие со стороны Петергофа галеру и яхту, которые из-за бон не смогли подойти к стенке и остановились в тридцати шагах. Думая, что Нуммерс точно исполняет приказ, посланный с де Виейрой - никого не впускать в Кронштадт - Петр приказал спустить шлюпку и потребовать, чтобы боны были убраны.
Караульный на бастионе, мичман Михаил Кожухов, "отказывает в том с угрозами".
Петр все еще считает, что моряки точно выполняют его приказ, так как доплывший до Петергофа Барятинский сообщил, что в Кронштадте ждут императора и готовы защищать его. Тогда он вышел на палубу и закричал:
- Я сам тут, впустите меня!
Кожухов в ответ прокричал:
- Не приказано никого впускать!
Петр ответил:
- Я император Петр III!
В ответ на что услышал:
- Нет теперь никакого Петра III-го, а есть Екатерина II, а ежели галера и яхта не отойдут, то в них будут стрелять.
Как бы поддерживая мичмана Кожухова, в крепости забили очередную тревогу, и корабли поспешно ретировались.
Отойдя от Кронштадта, яхта направилась в Петергоф, а галера, - с Петром III и его приближенными - в Ораниенбаум.
Петр спустился в каюту и впал в полуобморочное состояние. Воронцова и графиня Брюс, сидя возле него, тихо плакали. Миних и Гудович остались на палубе. Для них уже не было сомнения, что все кончено.
(...Адмирал Талызин, возвратившись в Петербург, подал рапорт Екатерине и попросил наградить Михаила Кожухова "двойным чином и годовым жалованьем".
Екатерина согласилась с первым предложением Талызина и присвоила Кожухову чин капитан-лейтенанта, а вместо годового жалованья, дала двухгодовое).
* * *
Галера и яхта еще не успели отойти от Кронштадта, как до всех матросов и пассажиров донесся клич многотысячной толпы, собравшейся на причале: "Галеры прочь! Да здравствует императрица Екатерина!"
Рано утром, прийдя в себя, Петр III позвал в свою каюту Миниха и попросил у него совета, что делать дальше?