Кружево-2

– Не будете ли вы так добры переслать это анонимно на адрес леди Свонн?

Ничто не сможет раздражить Спироса больше, чем мысль о том, что его подарки были пожертвованы на благотворительные нужды.

Обнаженная, Лили стояла в ванной комнате и сердито рассматривала в зеркале свою грудь, на которой уже стали проступать синяки от объятий Старкоса. Она вспоминала, как очень рано, едва ей исполнилось двенадцать, ее тело уже начало созревать. Как она была смущена, когда заметила, что грудь начала расти. Девочки всегда очень обеспокоены своей формирующейся грудью: то она слишком большая, то слишком маленькая. Но какой бы ни была, она всегда привлекала к себе внимание. Лили вспомнила, как ненавидела она тот интерес, который начали проявлять к ней мужчины бедного парижского квартала, в котором она росла. И даже ее приемный отец, месье Сардо, украдкой разглядывал сквозь пенсне ее тело, когда Лили возвращалась домой из школы.

Начиная с шести лет ее существование стало нагромождением катастроф, цепью несчастий, предотвратить которые она была не властна. Лили была одной из жертв жизни, пока не поняла могущества собственного тела, своей упругой плоти.

Она даже спросила как-то у Джо Старкоса, откуда берется такая молниеносная, почти автоматическая реакция мужчин на нее. Почему, даже разговаривая с Лили, они, как правило, беспомощно смотрят на грудь, а не на лицо? Что такого особо завораживающего в этих двух фунтах плоти?

Джо тогда рассмеялся и ответил, что никогда не задумывался над этим. А потом добавил:

– Ты знаешь, чертовски приятно смотреть, как грудь колышется. Тут же возникает желание схватить ее. Не могу объяснить, почему так происходит. Должно быть, срабатывает инстинкт.

– Но почему? Почему, если навстречу женщине идут несколько рабочих, то она может быть абсолютно уверена, что, как только они поравняются, начнется это ерзанье взглядов. Это поворачивание головы туда-сюда, как у болельщиков в Уимблдоне. Почему?

– Я действительно не знаю, как тебе объяснить, – ответил Джо. – Мужчина не властен над своими реакциями. Но если у женщины декольте и мужчина видит, как вздымается ее грудь, или если на ней обтягивающая блузка и кажется, что грудь рвется наружу, то мужчина уверен, будто между ним и женщиной возникает некий молчаливый диалог. Он хочет дотронуться до ее груди и не может, причем уверен, что женщина знает о его чувствах.

– Господи! Подумаешь, «колышется». Желе тоже колышется, но мужчины ведь не смотрят на него маслеными глазами.

– Для мужчины в женской груди всегда заключено что-то таинственное, сокрытое, запретное. И в то же время это знак женской сексуальности, некое обещание, которое негласно женщина дает мужчине.

– Ерунда! – воскликнула Лили. – И именно в этом ошибка и корень всех бед. Никаких обещаний, никаких «тайных посланий» на самом деле нет. В то время, когда женщина не занимается любовью, грудь просто мешает ей. Особенно если она пытается выглядеть элегантной: любое платье лучше смотрится на плоском теле. Грудь у женщины просто существует, как существуют локти или колени. Я ничего никому не собираюсь обещать только на том основании, что у меня есть бюст.

– Возможно, ты и права. Но я говорю о том, как это представляется мужчинам.

– Просто они пытаются таким образом оправдать свое скверное поведение, – презрительно фыркнула Лили. – «Она же сама этого хочет» – говорят себе мужчины, оправдывая свое приставание к женщине. Женщина действительно хочет, чтобы ею восхищались, чтобы к ней влекло, но только тех, кого она сама выбрала.

Это был типичный вернисаж в небольшой нью-йоркской галерее. Позвякивание стаканов с белым вином, интеллектуального вида мужчины в джинсах и женщины в робах а-ля Марта Грэхам или в черных платьях. Стоя спиной к изображающим сидонские баталии фотографиям Марка Скотта, они обменивались друг с другом сплетнями о владельце галереи, других критиках и знакомых художниках. Марк был еще менее говорлив, чем обычно, а Анструтер, представив его сначала обозревателю из «Виллидж войс», потом из «Нью-Йорк таймс», вдруг обернулся к небольшого роста светловолосой женщине, пристально разглядывающей фотографии сквозь очки в черепаховой оправе.

– Фотография с маленькой девочкой просто потрясает, – сказала Джуди. – Мне бы хотелось просить у вас разрешения опубликовать ее в «Вэв!». И мне очень нравятся остальные ваши работы. В принципе мы не берем военные сюжеты, но мне было бы очень интересно побывать у вас в мастерской. И если вы не возражаете, я бы привела с собой нашего художественного редактора.

Неожиданно рядом с ними оказался высокий мускулистый мужчина с резкими чертами лица, выражающего одновременно и тревогу и угрозу.

– Все в порядке, Джуди?

– Да, Тони. Все отлично. Вы не будете так любезны принести мне пальто?

Джуди вновь обернулась к Марку:

– Тони – это моя защита. Но иногда он бывает, пожалуй, чересчур ревнивым. Он считает, что я слишком много работаю, а все вокруг пытаются меня использовать. И, насколько я заметила, он особо напрягается, когда рядом со мной оказывается молодой симпатичный мужчина.