Кружево

Вернулся Ефим со двора рад-радешенек, хотел бабке в ноги поклониться, да поди-ко ее теперь разыщи, разузнай, кто она такая.

На второй день сплел мужик для сына коробушку из бересты, мягкого моху в нее положил, сверху гусиным пухом прикрыл. Лежи, парень, через соску молоко посасывай да расти!

Только одна забота у мужика и осталась: как сына назвать?

Жена хотела назвать Николаем в честь Николая-угодника. Но Ефим на жену зашумел:

— Сколь на свете живу, ни разу не видал, кому бы Николай-угодник хоть чем-то помог! Давай-ко дадим парню простое имечко: Тимофей. Ежели хорошим человеком вырастет, то и с простым имечком проживет.

Ну, так и назвали: Тимофей!

После того лет, наверно, двенадцать прошло. Ефим сильно постарел, стал глазами слабеть, на ногу прихрамывать.

Тут ему сынок и пригодился.

Обопрется старик о его плечо, тихонько ходит по деревне. А уж где на родничок за свежей водицей сбегать, в бане веником попарить, спину скипидаром натереть — парню прямо замены нет. Да и не только отцу Тимошка помогал. Одному мужику пашню заборонить поможет. Другому из поскотины коров пригонит, лошадь в ночном пасет. Третьему надо побывать в соседней деревне, а дома остаться некому — позовут парнишку. Без хозяев он все, как надобно, сделает, со скотиной управится, за оградой подметет, даже в огороде ни одной грядки не политой не оставит.

В деревне мужики и бабы на него нарадоваться не могли: вот так сынка Ефим Буран вырастил, все бы такими были!

Наши деревенские богачи начали Ефима уговаривать отдать им Тимошку в работники. У парня всякое дело спорилось, значит, против других-то батраков он много выгоднее.

Но Ефим парнишку берег.

— Любого, — говорит, — сына в работники берите, а этого не дам. Пусть растет, еще успеет горя хлебнуть и для вас хребет поломать.

В иное время Тимошка корзины плел, туески берестяные делал. Старухи, когда летом за груздями ходили в лес, корзинками нахвалиться не могли. С виду корзинка маленькая, нести ее легко, а груздей вмещает много, домой принесешь и на стол вывалишь — целая гора.

Поделушками-безделушками парнишка занимался в зимнюю пору да в большое ненастье, когда носу из избы не высунешь. А чуть солнышко пригреет, бугорки из-под снега выглянут, травка зазеленеет — ищи его в поле. Всякая березка была для него вроде сестры, всякий тальничок — вроде брата. Появятся на молодых листочках червяки — он их уничтожит. Ветром дерево к земле наклонит — он поправит, сухие сучки топором обрубит: расти, дескать, не хуже других.

Как-то раз бежал Тимошка домой. Целый день с дружками на берегу озера играл, проголодался. Добежал до двора, где купец жил, и смотрит: хозяйский работник в палисаднике тополь под корень срубает. Этот тополь на всю деревню был один-одинешенек. Ему, наверно, годов сто насчитывалось. Летом, по вечерам, купец под тополем чай распивал. Пока ведерный самовар чаю не выпьет и семь потов со лба не сотрет, до тех пор из-за стола не встанет. Тополь состарился, тени стал давать мало, вот купец на него и озлился.

Остановился Тимошка перед палисадником.

— Дядя Ипат, дай мне от тополя один сучок.

— А к чему тебе? — спрашивает работник. — Свистульки, что ли, будешь делать?

— У себя в огороде посажу, может, вырастет.

— Коли так, бери. Такого добра не жалко.

Выбрал Тимошка сучок самый большой, еле домой его приволок.

В огороде на пустом месте выкопал яму, воды налил два ведра, поставил в нее сучок и зарыл.

Поди-ко, месяца не прошло, тополь зазеленел, да так с тех пор и прижился в огороде. Парнишка вокруг тополя полевых цветов насеял, столик смастерил. Чем, дескать, мы хуже купца!

Вот тут и начинается сказ про Тимошкин сад. Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело твое, но так оно и случилось, как я дальше сказывать буду.

Время не каждого человека красит. Молодые растут да крепнут, а старые старятся, книзу клонятся. Тимошка годам к шестнадцати выправился, а Ефим сгорбился, дальше завалинки шагу ступить не мог. Многие знахарки пытались ему ноги править, в бане парить, наговором заговаривать, а толку — ни на грош.

Вот он и сказал:

— Ты, Тимофей, каждый день на поле бегаешь, поискал бы в лесу ягод либо корешков каких накопал. Может, ногам-то станет полегче. А то еще сказывают, где-то яблоки наливчатые растут, а от тех яблок человек моложе становится.

Призадумался парень. Корешков накопать немудрено, но будет ли помога от них? Вот если бы яблоки наливчатые достать! А негде. Раньше про сады в наших местах и знатья не было. Яблочки как самое дорогое угощеньице из Челябы либо из Шадрина привозили, а туда их доставляли из теплых краев. Да и то, купишь яблочко, да не всякое скушаешь: мелкими ломтиками нарежешь, в чай спустишь, запах почуешь, а настоящего вкуса не узнаешь. Да тут еще отец просит яблочко-то не простое, наливчатое, поди-ко его найди!

Вечером пошел Тимошка спать в огород, под тополь. Летом в избе жарко, так он в огороде спал. Укроется старым отцовским зипуном и спит. От земли тепло, над головой тополь листьями шумит. Цветами пахнет. Куда еще лучше! За всю ночь с боку на бок не повернется, не услышит даже, как петухи зорю встречают.