Кружево

— Давай сюда казенную печать, сам божье повеленье исполнять отправляйся! Эй, стражники! Спустите-ко с него шаровары, всыпьте ему для памяти десяток плетей и препроводите на болото, да глаз не спускайте, покуда он его не осушит!

Вышел он к мужикам из правления, остальные деньги, что оставались от клада, раздал и в назиданье напомнил пословицу:

— Богом клянись, но сам не ленись умом пораскинуть!

Царев крючок на Сорном болоте не задержался. Звал-звал образину, дозваться не мог. Попробовал в топь нырнуть, поднять клад со дна, вывалялся в грязи — ничего не нашел. Принялся было из болота ковшиком воду вычерпывать — не сдюжил! Сговорился с обоими стражниками и вместе с ними куда-то утек, лишь бы солдат не сыскал.

ЖЕНИХ ДЛЯ ДВОИХ

Когда ум за разум запнется, то и на ровном месте заблудишься. И почнешь кружить: в кою же сторону надо податься?

Уж сколь умен и толков был Петро, вдовой Аксиньи сын, а не мог порешить: Федору или Милодору посватать?

Две сестры были до последней черточки схожие, будто одна из них стояла перед зеркалом и смотрела сама на себя.

Родились они в один год, в один час, в одной зыбке качались, вместе взросли, и даже мать родная не умела их различить.

Девки справные, хороши собой. В одинаковые сарафаны нарядятся, одинаково косы заплетут да как запоют в один голос — у любого парня душа замирает.

И вот случилась же такая оказия — они обе Петра полюбили!

Федора замуж за него собиралась, и Милодора от него же сватов ждала.

Прежде, бывало, делили они пополам всякую всячину, а уступить жениха ни у той, ни у другой не хватило желанья. Милодора потребовала: «Откажись от Петюшки, я его пуще люблю, чем ты!» А Федора в ответ: «Это ты отстань!»

Летом на игрище, куда молодяжник по вечерам собирался попеть-поплясать, обе не отходили от него, как пришитые. Федора справа, Милодора слева, а он посередке.

Покуда шел меж ними спор и раздор, а Петро решиться не мог, — зима наступила. В соседних дворах свадьба за свадьбой, у сестер в избе хоть бы петух скукарекал.

Спрашивать у Петра, скоро ли от него сваты пожалуют, той и другой казалось зазорно.

Он каждый день по улице проходил, в окошко к сестрам заглядывал, но лишь раздор добавлял.

— Это ты мне мешаешь! — злилась Федора на Милодору.

— Нет, ты ко мне путь загораживаешь! — отвечала та.

Пора свадеб уж к концу приближалась, после масленой недели справлять свадьбы было не принято. Вот тогда и надумала Милодора:

— Давай кинем бобы наудачу. Тебе достанется — за Петьшу замуж иди, мне выпадет — дале ни во что не встревай! А ему-то ведь одинаково: что ты, что я!

— Нет и нет! — отказалась Федора. — Может, он сам меж нами сделает выбор.

Наладилась она перехитрить сестру.

Вечером, покуда Милодора коров доила и по домашности управлялась, Федора успела побывать у старухи Клещихи.

Нелюдимая эта карга славилась в деревне худом и злом. Бабы поговаривали про нее, будто в молодости была она замужем за чертом лесным. Черт сам пакостливый страхилат, а и то с ней ужиться не мог, облысел и рога об нее обломал, покуда из лесу спровадил.

Проживала Клещиха в проулке, в избешке-развалюшке, без догляду-без пригляду, кругом одна. От старости не согнулась, а высохла, отощала — точь-в-точь, как прошлогодний клещ.

Уставила она на Федору кривой глаз, об пол стукнула осиновой клюшкой.

— Какая неминя пристигла? Мужа отравить или миленка отбить?

— Надо сестру от моего жениха оттолкнуть, — открылась Федора.

— А пошто?

— Мы с ней на одно лицо...

— Оговори ее, осрами перед ним! Хорошо поет петух поутру, да не всякому понутру. Поняла?..

— Поняла, баушка, спасибо тебе!

За совет отдала Клещихе холстяной рукотерт, а по дороге домой забежала к подружке. Эта подружка, Настя Балаболка, минуты ничего на языке не держала.

На ходу придумала Федора, чего ей на него положить:

— Ой, Настюшка, кабы ты знала, какую я новость проведала...

— А ты коя из сестер? — прежде спросила та.

— Я Милодора, — схитрила Федора.

— А новость об ком?

— Про Петьшу Аксиньина. Он, кажись, не в своем уме или же хворь у него. Всякую ночь, когда мисячно, в одном исподнем блудит по крышам...

— Как же ты за него замуж пойдешь?

— Не пойду! Жить с таким страмота и страх! Это сестре Федоре все нипочем, она не пужливая...

Вскоре с языка Насти Балаболки понапраслина донеслась до Петра.

Встретил он обеих сестер на вечерке и стал дознаваться:

— Коя из вас Милодора?

— Я, — отозвалась та и даже обрадовалась: неужто, мол, он захотел ее своей невестой назвать.

А Петро брови нахмурил.

— Ты пошто меня оконфузила? Когда и где я по крышам ходил?

— Да сроду, Петя, я про тебя худого слова не молвила, — сразу девка ударилась в слезы. — Не верь никому! Это какой-то оговор на меня.

Посмотрела на Федору, но у той хоть бы губы скривились. Молчком обошлась, за сестру не вступилась.

Тут-то и приметил Петро, что меж ними неладно. У Милодоры глаза добрые, непритворные, а у Федоры колючие.

Дома, после вечерки, не мог уснуть, на полатях с боку на бок ворочался. Аксинья из-за него пробудилась.

— Чего у тебя, Петя, стряслось?