Кружки любви (ЛП)

Из меня вырывается рваное дыхание, и я убираю шелковистые волосы Эмили от её лица.

— Мне так жаль, Гаррет, — нежно произносит она, обхватывая моё лицо своими крошечными ручками. — Ты не убийца. Никогда не говори так снова. То, что ты сделал,…что они сделали с тобой… я просто так сожалею.

Она оставляет нежный поцелуй на моих губах, прежде чем прижаться к моей шее. У меня нет слов. Это больше, чем я говорил за десятилетие. Мое горло саднит от непривычного потока слов, и я переполнен эмоциями, кипящими внутри меня.

— Она не единственный человек, которого я убил. Я не сожалею о любой другой жизни, которую забрал. Они были опустившимися отбросами хуже меня, либо желали моей смерти, если бы я их не убил. Я — убийца, Эмили.

— Что случается в сражении не определяет войну, — бормочет она в мою кожу, продолжая всхлипывать. Эмили принимает мою правду, вот что она делает.

— Благодаря расследованию выяснилось, что Нико и Таня проворачивали свои делишки в разных городах в течение нескольких лет. Они основывали галерею, заключали хорошую страховку, а затем находили кого-нибудь, кто украдёт предметы искусства, которые они хранили.

Камеры Нико были частью мошенничества со страховкой. Им необходимо было видео свидетельство. Дэрил и я вышли бы сухими из воды с этой работенкой. Наши лица были закрыты масками, а на фургоне не было никаких номеров. Хотя это была не просто работа. Это должно было стать моим концом.

Камеры записали разговор между Нико и Таней, когда мы ворвались. Работа, которую они заказали, не должна была произойти до следующей ночи. Он разволновался и заставил пойти ее в ванную с младенцем. Когда младенец начал хныкать, он сказал, что она должна заставить его замолчать. Прежде чем он закрыл ванную, Таня накрыла своей рукой лицо младенца. Она была в ужасе, когда Нико закрыл дверь и заблокировал вид с камеры в прихожей.

Младенец умер от удушья. Таня нанесла себе достаточно повреждений, чтобы офицер постановил, что она истекла бы кровью без немедленной медицинской помощи. Хотя моя пуля забрала её жизнь. И не имеет значение, что она умирала. Я убил её. Моя глупость убила трех людей. Этот груз я буду нести до конца своих дней.

— Не жалей меня, — хриплю я после длительной паузы.

— Я сожалею о тебе. Я также сожалею о Нико и Тане. И их младенце… — она затихает, прослеживая чернила на моей груди. — Хотя я не сожалею о Дэриле и Анжелике. Что с ней случилось?

— Ничего, — ворчу я. — Не было доказательств, что она имела какое-либо отношение к этой работе. Она все еще в Канзас-Сити.

Эмили вскидывает подбородок вверх, и я вижу, как злой огонь разгорается в её золотисто-зеленых глазах.

— Это не справедливо, — рычит она.

— Жизнь не справедлива, сладкая.

— Лучше уж пусть она надеется, что никогда не встретит меня, — угрожает Эмили впервые, с тех пор как я с ней, и мне кажется, что она может действительно нанести некоторые повреждения, защищая меня. — Я не брошу тебя, Гаррет. Ничто из того, что ты только что мне рассказал, не заставит меня думать, что мне не следует быть с тобой. Мне не нравится, что ты жил жизнью преступника. Также мне не нравится, что тебя подставили, и ты должен был забрать чью-то жизнь, возможно, даже из самых ужасающий обстоятельств. Но ничто из того, что ты мне рассказал, не заставит меня думать, что мне небезопасно с тобой. Ты когда-нибудь причинишь мне боль?

— Никогда.

— Ты будешь оберегать меня?

— Всегда.

— Ты закончил со своей преступной жизнью?

— Да.

— Тогда я здесь. Я получила тебя, Гаррет. Я не уйду никуда, — говорит она твердо и прижимает свой рот к моему.

Она вливает страсть в мои уста вместе со стонами. Я наматываю её волосы на кулак и запрокидываю её голову, чтобы получить лучший доступ для своего жадного языка. На вкус она как сахар и мята, опьяняющие мои чувства. Я втягиваю её пухлую нижнюю губу и выпускаю обратно, украв её дыхание, в то время как она цепляется за мои плечи. Я не хочу ничего больше, чем войти глубоко в её киску и оставаться в ней всю ночь, но я не могу. Не после того, что я только что рассказал ей.

Я замедляю поцелуй, и она стонет, когда я отрываю свои губы от неё.

— Я просто хочу обнимать тебя сегодня вечером. Это было так много для нас, — рычу я не грубо, а своим обычным тоном.

— Хорошо, но только если ты пообещаешь не пытаться оттолкнуть меня, — требует Эмили, пропуская пальцы через мои волосы.

— Я не оттолкну тебя, — заверяю её я.

Она кивает и поднимается с моих колен, проскальзывая под мои простыни. Я следую за ней и выключаю лампу. Я прижимаюсь к ее телу, оставляя руку на её обнаженной заднице. Я вернул свой контроль на место. Есть твердая уверенность, что нас разделяет только ткань трусиков, но я сделаю это.

Нежные маленькие пальчики Эмили прослеживают мои татуировки, пока мы лежим в тишине. Только перед тем как уснуть она спрашивает

— Почему «Время — иллюзия»?

Она спрашивает о цитате на моей коже.

— Потому что ты можешь прожить целую жизнь за секунду или никогда не испытывать эту штуку и за восемьдесят лет, — объясняю я.

Она целует дедушкины часы прежде, чем окончательно прижаться ко мне.