Кружки любви

— Адам уже не мой парень, — вскипает девушка, и я заставляю себя убрать руки с ее плеч и засунуть их в карманы, чтобы нечаянно не покалечить.

— Он сказал, что он мой парень? Неужели этот придурок действительно пришел сюда и сказал это? Я не могу поверить! Я рассталась с ним год назад, Гаррет. Прошли месяцы! Нет никаких сомнений, что мы с этим покончили. Я не видела его несколько недель. Наверное, потому что пряталась каждый раз, когда он появлялся передо мной. Я не видела его. И не хочу видеть его глупое лицо. Не могу поверить, каков наглец!

Она раскидывает руки и яростно ими жестикулирует. Это новая грань сладкой, теплой Эмили. От этой жаркой стороны я снова возбуждаюсь.

— И тогда он заходит в магазин и провозглашает, что он мой парень! Я надеру ему задницу. Вот что я собираюсь сделать.

Ее среднезападный акцент сейчас работает в полную силу, делая ее страстный голос еще более заманчивым.

— Что это с ним? Что мешает мужчинам двигаться дальше? Скажи мне, Гаррет. Эти парни-сталкеры разве не могут уйти из жизни женщины после того, как все испортили? Действительно! Я не спал с этой девушкой. И когда я говорю «девушка», я действительно имею в виду девушку. Ей было всего восемнадцать. Затем он говорит мне, что это моя вина! Моя вина! — кричит Эмили, схватив молоток со стола. Сейчас она размахивает им, перед тем, как продолжить.

— Два года я потратила на этого… этого…

— Засранца, — предполагаю я.

Она машет молотком в мою сторону и кричит: — Засранца!

Я чувствую, как смех ползет вверх по моему горлу, в то время как она продолжает.

— Этот говнюк предал меня, а потом свесил всех собак! Почему это должно быть моей проблемой, если он не мог быть верен мне? Я не давила на него. Я не требовала ничего, что выходило бы за нормы отношений. Да, я не занималась с ним сексом в течение двух лет. Но я знала, что что-то было не так. И оказалась права! Кто знает, со сколькими он мне еще изменял?

Она бьет молотком о стол и продолжает, хотя уже тяжело дышит.

— Я могу это взять? — спрашивает девушка, указывая молотком на меня. — Я пойду к нему и разобью все окна в его дурацком доме. Тогда я найду его уродливую машину и разобью в ней окна. И фары! Потом, когда найду его, я разобью ему яйца этим, — с угрозой выкрикивает она, снова взмахнув на меня молотком.

Я ничего не могу поделать. Я смеюсь. Я смеюсь громко и жестко, хватаясь за живот. Она уморительна, когда злится. Эта крошечная женщина передо мной говорит про битье окон и яиц, и это, примерно, так же угрожающе, как котенок, нападающий на ротвейлера.

Когда я расхохотался, ее гортанный смех тоже заполняет пространство, и сияющая, ослепительная улыбка появляется на милом лице. Она смеется все сильнее и сильнее, пока слезы не текут по ее щекам, и Эмили не начинает задыхаться. Я просто наблюдаю. Ее радость — самое большое счастье для меня. Блять, от этого мне так тепло на душе. Я стою и впитываю каждую частицу женщины, стоящей передо мной, пока она вытирает слезы и икает после нескольких крошечных хихиканий.

Затем она снова смотрит на меня.

— Я клянусь, что не сумасшедшая. Обычно я так себя не веду, но он меня бесит. Возьмите этот молоток, прежде чем я, в конечном итоге, не окажусь в офисе шерифа.

Я забираю молоток из ее пальцев, а Эмили улыбается мне.

— У тебя очень приятный смех, — говорит она ласково.

Из ее прически выбилась прядка, и мне очень хочется заправить ее за ухо. Мои пальцы тянуться в ее сторону, но я останавливаю позыв.

— Гаррет Шарп никогда не смеется, Эмили, — объявляет Клайд, заходя в магазин.

— Ну, у меня была сейчас истерика, но я уверена, что видела, как он смеется. Вы тоже это слышали, Клайд.

— Будь я проклят, — говорит он, фыркнув, и я хмуро смотрю на него.

Он игнорирует меня, как обычно.

— Похоже, ты чувствуешь себя как дома в нашем магазине, милая. Ты ищешь новое хобби?

— Нет, я надеялась получить новые полки в свое кафе. Пришла, чтобы узнать, сможете ли вы или Гаррет прийти и посмотреть.

Она перестает нервничать, как это было раньше. Ее лицо становиться спокойным и одухотворенным, когда она говорит с Клайдом, все еще стоя передо мной.

— Именно поэтому ты разворотила этот стол? — спрашивает Клайд, осматривая мое уже бывшее рабочее место.

— У меня была истерика, — отвечает она с долей вины в голосе. — Я могу заменить его. Боже, Гаррет, мне так жаль. И не надо кричать, чтобы я перестала извиняться. Теперь мне есть за что.

— Мальчик, тебе лучше не кричать на эту женщину, — Клайд угрожающе смотрит на меня.

— Это было скорее рычание, Клайд. Как большой медведь, предупреждающий злоумышленников.

— Звучит правдоподобно. Он не слишком разговорчив. Его уронили на голову, когда он был ребенком, — подстрекает Клайд меня. — Истерика из-за рычания?

— Адам, — фыркает девушка.

— И что он здесь делал? — в свою очередь рычит Клайд.

— Он сказал, что мы все еще вместе. Он не оставляет меня в покое, и я устала от этого.

— Что значит, он не оставляет тебя в покое? — спрашивает Клайд, придвигаясь к нам.

— Ничего, — отвечает она, махнув пренебрежительно рукой, прежде чем снова пожевать ноготь пальца.