Кружным путем

Пол и раньше чувствовал себя подглядывающим в замочную скважину, а теперь и вовсе смутился. Попался с поличным на чтении его писем к отцу, словно имел на это право.

– Вот… потянул книжку, а это выпало, – сбивчиво объяснил он.

Мальчишка пожал плечами.

Пол запихнул письма в томик и поставил все на место.

– Теперь снова спать.

Мальчик кивнул и пошел к лестнице. Пол выключил свет и последовал за ним. Так вместе они и потащились наверх.

– Ты был в лагере? – спросил парнишку Пол.

– Что? – не понял Гольдштейн-младший.

– Отдыхал в летнем лагере, когда был моложе?

– Угу, – сонно ответил мальчик. – В лагере Бет-Шемель в горах Катскилл. Тоска зеленая.

– Да. Я тоже не любил эти сонные лагеря. – Пола отправили в летний лагерь в тот год, когда умерла его мать.

На верхней площадке лестницы он простился с мальчиком и вернулся в свою спальню, где еще два часа не мог заснуть.

* * *

Когда Пол проснулся, утро давно наступило и Майлза дома не было.

– Отправился на работу несколько часов назад, – объяснила его жена. – Сказал, пусть уж, пожалуйста, устраивается. Так что будьте любезны, – добавила она с застенчивой улыбкой.

Пол нашел миссис Гольдштейн на кухне после того, как надел носки и ботинки и рискнул спуститься вниз. За столом сидел сын Майлза и читал юмористическую книгу «Человек-паук вершит возмездие». Это был второй его сын – года на два моложе своего брата.

– Привет, я Пол, – поздоровался с ним Пол.

Мальчик что-то буркнул, не поднимая глаз. Миссис Гольдштейн вздохнула.

– Назови свое имя. Когда с тобой знакомятся, ты должен представиться в ответ.

Паренек вскинул голову, закатил глаза, сказал: «Дэвид» – и тут же снова окунулся в приключения героя, который подвешивал своих врагов вниз головой в липкой сети.

Миссис Гольдштейн снова была в парике, но на этот раз Пол заметил, что с одной стороны из-под него выбивалась ее собственная прядка. Она была густой и черной, и Пол понял, что не рак, а вера заставляла женщину скрывать свои волосы.

– Хотите кофе, мистер Брейдбарт?

– Пожалуйста, называйте меня Пол.

– «Пожалуйста» – в том смысле, что хотите кофе, или «пожалуйста» – в том смысле, чтобы я называла вас Полом?

– Пожалуйста – и в том и в другом смысле.

– Хорошо. Но в таком случае называйте меня Рейчел. – Она произнесла свое имя, как немцы, с гортанным «ч».

– Согласен. Спасибо.

– Садитесь. Он не кусается.

Пол сел рядом с мальчиком, который, как видно, не слишком удивился, что за завтраком возле него за столом оказался какой-то незнакомец.

Влажность в этот день стала не такой заметной. В оконный проем меж горшков с геранью проникал масляно-желтый солнечный свет. И Пол подумал, что если бы Джоанна и Джоэль возвратились вместе с ним, они пошли бы сегодня в Центральный парк, расстелили одеяло для пикников на Овечьей лужайке и стали бы наслаждаться только что обретенной атмосферой семьи.

Потом он принял душ, надел отглаженную до хруста рубашку Майлза, которую щедро предоставила ему миссис Гольдштейн, прочитал две газеты, причем одну из них еврейскую, которую честно пролистал, не поняв ни слова. Словом, делал все, лишь бы не выскочить из собственной кожи. Только после этого позвонил адвокат.

– Держитесь, – сказал он. – Мне наконец удалось.

– Что?

– Вчера вечером я звонил еще несколько раз. С нулевым результатом. Десять раз утром – и тоже ничего. И наконец достал его днем. Нашего приятеля Пабло.

– И что? – В Поле шевельнулась слабая надежда.

– Он, конечно, отнесся ко мне с подозрением. Мягко говоря. Не хотел признаваться, что знает вас. Даже после того, как я назвался и сказал, что в курсе всего, что там произошло. Потом заявил: да, мол, он вас припоминает, но понятия не имеет, о чем я толкую. Возил вас туда-сюда, что было, то было, но это все. Я сказал, чтобы он успокоился, – никто не собирается обращаться в полицию. Тут память вроде бы к нему вернулась. Я упомянул, что названный вам дом сгорел, сообщил, что наркотик по-прежнему у нас. Думаю, все будет хорошо. Он обещал перезвонить и сказать, как передать пакет. Куда и когда.

– А Джоанна? А моя дочь? Они…

– Они в порядке.

Пол почувствовал, что скрученный в животе узел стал распускаться. По крайней мере немного.

– Я спросил у Пабло, насколько он в этом уверен, – продолжал Майлз. – Сказал прямо, чтобы он понял: не будет Джоанны и Джоэль – не будет наркотика. Мне кажется, он усвоил. Это как судебная тяжба. Надо делать вид, что последнее слово за тобой, даже если на самом деле нет ничего подобного. А что мы теряем? Ведь наркотик в конце концов у нас. Так?

– Так.

– Так? И только-то? И вы не скажете: «Что за молодец этот Майлз. Потрясающе. Я в восторге от таких новостей»?

– Я в восторге от таких новостей.

– Не похоже.

– Просто я волнуюсь.

– Волнуетесь? Конечно. А кто бы не волновался на вашем месте? Но сохраняйте веру! Хотите – позаимствуйте у меня, дарю бесплатно. Говорю вам, мы все преодолеем. Он мне перезвонит. Мы сплавим им кокаин и выберемся из этой передряги.

– Все так. Но есть кое-что еще.

– Что такое это «кое-что еще»?

– Что, если мы отдадим им наркотик…

– И?

– …а они не отпустят Джоанну и Джоэль?