Кружным путем

– Ну хорошо! – крикнул один из преследователей. – Давай не дергайся. Подумай хорошенько, а пока послушай музыку. Тебе понравится. – Он вернулся к джипу и включил си-ди-проигрыватель. Или, может быть, это было обыкновенное радио? Над зарослями тимофеевки вспорхнула латиноамериканская самба. Пронзительно взвизгнула труба, ударник отбил ритм. Музыка – это, конечно, хорошо. Только с этой музыкой было что-то не так. Что-то в ней слишком сильно выбивалось из общей тональности.

Пол не сразу понял, в чем дело.

Оказалось, визжал товарищ того, кому предлагали отдать пакет. Сначала Пол решил, что ему мерещится, что густые заросли травы и сгустившаяся жара обманывают слух. Но тут же отказался от этой мысли.

Стрелки пытали пленника в такт мелодии.

Чтобы заглушить крик. Ради смеха. Или потому, что просто любили самбу.

Раз, два, три… визг.

Так продолжалось, пока не кончилась песня – самая долгая в мире.

«Американский пирог» длится девятнадцать с половиной минут. А эта оказалась еще длиннее.

Наконец все стихло.

– Понравилось? – крикнул стрелок. – Селия Круз. Mi Mami.[32] Скажи, неплохо подтягивает?

Пол повернулся к Майлзу.

– Кто они такие?

Когда джипы ворвались в заросли травы, из них выскочили вооруженные люди и открыли огонь, он решил, что это полиция. Отдел по борьбе с наркотиками.

Но теперь ясно было: это не так.

Майлз не ответил. Может быть, потому, что заткнул ладонями уши и закрыл глаза, словно не хотел видеть ничего вокруг. Его лоб пересекала кровавая ссадина. Он оказал Полу услугу сверх всякого долга и теперь рисковал погибнуть.

– Хулио! – раздался чей-то тонкий, шепелявый голос. – Хулио-о-о…

В нем чувствовалось нечто очень жалостливое.

– Хулио, мне сломали пальцы! Хулио, мне сломали всю руку… Мою руку. Ты меня слышишь? Я не выдержу. Выходи! Им нужен порошок, вот и все. Выходи, мать твою!

Но товарищ пытаемого оказался глух к его мольбам, и зеленовато-голубая рубашка продолжала вести свою партию.

– У меня все пальцы сломаны. Все до единого. Хулио, отдай им дурь! Иначе они меня убьют!

Товарищ не отвечал.

Стрелки опять завели музыку.

Зазвучала другая самба, но на этот раз звук приглушили, чтобы человеческие крики перекрывали буханье ударников и вопли труб.

Иногда пытаемый выкрикивал членораздельные слова:

– Ayudi a mi madre! Помоги мне, Матерь Божья!

Затем раздались сопение и отвратительный мяукающий звук.

– Хулио-о! Мое ухо… Они отрезали мне ухо! Мне больно! Хулио, выходи! Пожалуйста, выходи. Ты должен! Понимаешь, они отрезали мне ухо!

Хулио, наверное, понимал. Чтобы не понять, надо было оглохнуть, вконец отупеть или умереть. Но он все равно не вышел.

Пол ткнулся лицом в землю – она воняла, как загнившие овощи. Был бы страусом, вообще бы закопался в нее головой и ни на что бы не смотрел.

Невыносимо было слушать, как пытали человека. Пусть даже незнакомого. Пол достаточно его знал, чтобы живо представить: тщательно отглаженные брюки комбинезона и покрасневшая от крови зеленовато-голубая рубашка. А на месте, где у людей обычно бывает ухо, черная дыра.

– Нет! Пожалуйста, не надо! Не надо! Только не яйца! Нет! Хулио, не дай им это сделать! Не-е-ет!

Душераздирающий вопль.

Настолько громкий, что палач приказал ему заткнуться. Жертве, которой только что отрезал яйца.

И человек в самом деле заткнулся. Несколько мгновений Пол слышал только насекомых да легкий шелест ветерка в траве.

– Можно мне воды? – Это снова был он. – Пожалуйста, я хотел бы воды… Немного воды…

Он просил вежливо и тихо, словно обращался к официанту в ресторане.

Словно ждал, что у него так же вежливо поинтересуются: «Простой или газированной?»

И вдруг перестал говорить. Во всяком случае, членораздельные слова. Теперь вместо человеческой речи слышалось мычание.

«Его язык!»

Пол больше не мог слушать.

Надо было как-то отвлечься.

Шансы погибнуть от случайного удара молнии в течение средней продолжительности жизни равняются 1 к 71 601. Шансы умереть от укуса неядовитого насекомого – 1 к 397 000.

Шансы утонуть в домашней ванне – 1 к 10 499. Шансы…

– Видишь, придурок, что ты нас заставил сделать? Кровь из твоего приятеля хлещет, как из хорошего борова. Измазал мне все ботинки. Ну, мать твою, пеняй на себя, дурак, – мы дали тебе шанс!

Их пленник умер.

Кто-то из стрелков вернулся к джипам. Пол слышал, как открылись, затем захлопнулись дверцы.

– Что они собираются делать? – прошептал Пол Майлзу, но тот по-прежнему затыкал уши. Его кожа была бледной, словно молоко.

Стрелки двинулись прочь от машин – то ли один, то ли двое осторожно шли через поле.

Пол первым различил запах.

Если бы здесь была Джоанна, она почувствовала бы его на несколько минут раньше. Поводила бы носом и сказала: «Как странно, ты чувствуешь?»

Запах разносился над полем травы. Пол поднял голову, стараясь понять, что происходит, и услышал плеск жидкости.

– Формируют линию, – прошептал Майлз первые слова за полчаса. Он наконец отнял ладони от ушей и теперь весь превратился в слух.

Линию? Что он имел в виду? Какую линию?

– Ветер дует в том направлении.

Сначала загадочная реплика про какую-то линию. Теперь – прогноз погоды.