Крузо

Только теперь Эд заметил, что солнце в небе оранжевое, как чужая луна, хотя едва вечерело. Шрамик у него над глазом ныл, из дальней дали он слышал стук копыт коня-топтыгина, завывающий дизель патрульного катера в открытом море, мог разобрать отдельные фразы, произнесенные за столами в крытых камышом домах. Будто впервые стал частью этого мира. Все вокруг сияло сумасшедшими красками, и, ошеломленный красотой, Эд припал ухом к земле и услышал звук…

Все разом переменилось.

Пустые бутылки они притащили из «Хиттима» в больших, пятнистых от плесени, охотничьих рюкзаках. Их запах напомнил Эду давние дни армейских учений, пленку старого пота на резине противогаза, когда он после учений забывал выложить его на просушку.

Что ни шаг – легкое дребезжание. Рюкзак к рюкзаку, в этом двойственном образе Эд чувствовал, что в известном смысле имеет право относить приветствия попадавшихся навстречу местных также и к себе, и порой кивал в ответ, хотя уже знал, что на самом деле лично с ним никто не здоровался – пока не здоровался, подумал Эд и на миг ощутил летучую искру непостижимого братства.

Все сейчас вызывало у Эда восторг, в том числе и общество Крузо, поэтому он счел за благо до поры до времени не рассказывать другу о К. Чтобы не поставить под угрозу свою щекотливую позицию на распределениях. И наверно, втайне он надеялся, что эта ошибка в распределении потерпевших крушение (ведь ни о чем другом речи быть не может) не обнаружится еще одну-две ночи или хотя бы одну – только одну ночь, думал Эд. О чудесное кораблекрушение!

Да, он и гордился Крузо, и боялся его, причем гордость и страх были неразделимы. Страх ему внушали категоричность Крузо, его сопротивленческая химера, «организация» – беспримерное сумасбродство, вдобавок мрачность, фанатичная решительность. И все-таки перевешивали открытость, с какой Лёш принял его, ярая честность и уважение, какое он проявлял по отношению к Эду, как раз там, где коренилась самая большая его слабость, его собственное безумие – моя собственная беда, мелькнуло у Эда в мозгу, и он чуть ли не обрадовался этой мысли. Ведь именно в тот миг, когда это увидели все, Лёш поддержал его, тихо и спокойно. Эд понятия не имел, кто такой Крузо, но порой ему казалось, он знает его как собственную душу.

В «Визенэкке» для них стоял наготове третий рюкзак, который Лёш без разговоров подхватил на руки. А возле «Островного бара» сверкала на солнце двухколесная железная тачка, полная бутылок. Сплошь «синяя отрава», с которой Эд свел знакомство в Башне, перед «картой правды». Окно в зал ресторана располагалось низко, на уровне колен, можно было заглянуть прямиком за стойку. Крузо подошел, и какой-то мужчина высунулся наружу. Секунду-другую они стояли щека к щеке, потом мужчина взял руку Крузо, прижал к своей груди. Эд поспешил подхватить тачку; повез ее по колее в песчаной дорожке, груз дребезжал – вопль.

– Сантьяго, – пояснил Крузо, когда они зашагали прочь из поселка.

– Знаю, – ответил Эд.

Яма, прохладная, свежая земля. Уже от прикосновения Эд оцепенел. Надо же, как сильно он способен чувствовать… В бутылках кое-что осталось, несколько капель, и Крузо нет-нет да и подносил то одну, то другую ко рту, прежде чем закопать.

– Ухо, чувствительное ухо доводит их до безумия. Это единственное средство, единственный язык, какой они понимают.

Поблескивающие на солнце бутылочные горлышки казались новенькими саженцами, весь огород выглядел теперь празднично, словно разукрашенный, сверкающий стеклянными ростками.

Тихое, неумолчное посвистывание.

Немного погодя Эд услышал его. Словно расшалившийся ребенок, Крузо скакал среди холмиков, поправляя горлышки бутылок, меж тем как ветер крепчал и свист набирал гулкости и угрозы, точно пароходный гудок в тумане. Когда ветер чуть менялся, возникала фантастическая песня, музыка сирен. Будто под гипнозом, руки в мокрой земле, пальцы слегка скрюченные, легонько двигающиеся, нащупывающие, Эд смотрел на своего по-прежнему лихорадочно скачущего туда-сюда товарища, который, размахивая руками, настраивал свой инструмент и вдруг – о чудо! – засмеялся. Крузо смеялся и скакал, скакал и смеялся.

– Отваливайте, сволочи, катитесь отсюда, эгей!

– Отваливайте, катитесь отсюда! – вторил Эд, вскинув руки в воздух.

Земляной орган для изгнания кротов – идея принадлежала его деду, который как ученый сделал и открытия покрупнее… Впервые Крузо упомянул о своей семье. Уже тогда использовали исключительно «синюю отраву», бутылки по форме самые подходящие, это опять-таки выяснил его дед – «высвистать голубчиков, как говорится, понимаешь, Эд?».

Маленькая седая старушка ощупью пробиралась вдоль забора. Левой рукой хваталась за планки, а голову приподняла, словно высматривала солнце – или луну, подумал Эд.

– Пишшит, – прошамкала старушка, – пишшит кроту в дырку.