Избалованная, красивая, богатая — она была лакомым кусочком для многих шадизарских женихов, но отец всех их отвергал, одного за другим, находя неподходящими для своей великолепной дочери. И тут произошло одно событие, которое полностью перевернуло жизнь юной девушки. Клеуфа узнала некоторые обстоятельства своего рождения. Как-то раз, поздно вечером, незнакомая служанка доставила ей письмо. Клеуфа, для которой отец не жалел ничего, в том числе и денег на учителей, могла читать и потому никто, кроме самой девушки, не узнал содержания этого письма. Ей назначали свидание в городе, в маленькой таверне на окраине Шадизара, куда она должна явиться поздно вечером, в сопровождении единственного доверенного слуги, если хочет узнать некую важную для себя тайну. Любопытная девушка тотчас начала собираться на это свидание. Она взяла с собой немолодого лакея, который знал ее еще с детства, и взяла с него слово, что он ничего никому не скажет. Хорошо изучив нрав юной госпожи, слуга поклялся молчать. Он понимал, что в противном случае она побежит в подозрительную таверну одна, без провожатых, — и тогда только боги могут сказать, что с ней может случиться!
Клеуфа набросила на плечи плащ, скрыла лицо под большим капюшоном, а слуга взял с собой короткий меч и два метательных кинжала. Когда сгустились сумерки, оба выскользнули из дома и по узким запутанным улицам Шадизара отправились в указанную таверну. Клеуфу колотила дрожь, и она все время повторяла: «Это самый важный день в моей жизни…» Напрасно старик пытался успокоить ее, она ничего не слушала. Глаза ее горели, как у одержимой, на щеках проступили пятна лихорадочного румянца.
Вот и таверна.
Это было совсем маленькое, незаметное заведение, как бы стиснутое с двух сторон более крупными строениями. Тусклый фонарь, раскачиваясь на ночном ветру, горел перед входом. Как раз в тот миг, когда Клеуфа со своим спутником подходила к таверне, дверь с грохотом распахнулась, и какой-то малый с окровавленным, обезумевшим лицом вылетел оттуда и рухнул на улицу, забрызгав Клеуфу грязью. Она в ужасе отскочила в сторону, теснее кутаясь в свой плащ.
— Вот видишь, моя госпожа, куда нас завело любопытство, — с укоризной обратился к ней старый слуга. Но девушка решительно тряхнула головой и ступила на порог.
Старику ничего не оставалось, как безропотно последовать за ней. В таверне было душно и дымно. Странные личности трясли стаканчиками с игральными костями. Здесь собирались нищие, которые проигрывали друг другу подаяние, выпрошенное за день у шадизарской публики; воры, обсуждающие прежние дела и намечающие новые; торговцы живым товаром… Оказавшись в подобном месте, девушка замерла в растерянности. Несколько жутких рож уже обратились к ней, вонючие беззубые рты растянулись в алчных ухмылках. Со всех сторон на Клеуфу пялились вытекшие глаза, шрамы — настоящие и искусственные, хищные пасти; к ней тянулись загребущие лапы…
Она тихо вскрикнула и поднесла ладони к лицу.
— Оставьте ее, — промолвил тихий голос, звучавший откуда-то из самого темного угла таверны. — Первый, кто посмеет к ней прикоснуться, крепко пожалеет об этом!
Клеуфа украдкой взглянула в темный угол, но никого там не заметила. Этот человек либо очень хорошо прятался, либо — от одного только предположения Клеуфа содрогнулась всем телом — вообще был невидим.
У завсегдатаев таверны угроза вызвала общий хохот.
— Ну надо же! — завопил один из них, с разорванной верхней губой и прыщавой физиономией. — Пожалеет! О чем это я пожалею, если приласкаю такую красотку? Хо!
И он схватил Клеуфу за плечо. Прикосновение было настолько грубым и наглым, что девушку пронизала дрожь, и она почувствовала, как подгибаются ее колени. Страх, отвращение, острое сожаление о собственной глупости — все эти чувства смешались в ее душе, лишая Клеуфу последних сил. Она уже не сомневалась в том, что сейчас старый слуга обнажит меч в последней слабой попытке защитить юную госпожу и будет убит этими головорезами, а ее саму украдут и продадут в рабство. И отец никогда не узнает, где искать свою дочь, потому что письмо, которым ее вызвали на свидание, она забрала с собой.
Но тут случилось нечто, напугавшее Клеуфу еще больше, чем перспектива быть проданной в рабство. Неожиданно негодяй закричал от боли и ужаса и выпустил Клеуфу. Его тело охватило пламя. Мгновение еще он корчился, а затем замолчал и упал на пол таверны. Тело его продолжало пылать, пока наконец от негодяя не осталась кучка стремительно остывающего пепла.
Все прочие шарахнулись в стороны и прижались к закопченным стенам таверны. Клеуфа закрыла глаза. Теперь ей уже было все равно. Страх завладел всем ее существом.
Старик-слуга, держась за сердце, медленно опустился на лавку и допил чье-то вино. Никто даже не возражал, до такой степени все были перепуганы.
И вот в этой тишине послышался смех. Некто невидимый, скрывавшийся в углу, радостно хохотал и хлопал в ладоши.