Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

Так буднично и просто закончился мой первый боевой летный день 19 марта 1943 года.

А поздно вечером, уже лежа в постелях, мы горячо и страстно спорили о воздушных боях, как будто у каждого из нас их было по меньшей мере за сотню.

В период этого относительного фронтового затишья и начались взаимные удары авиации по объектам, расположенным далеко от переднего края. Задачей полка стали полеты на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, на разведку войск противника, на перехват вражеских самолетов и отражение их настойчивых налетов на железнодорожный узел и город Валуйки, что неподалеку от нашего аэродрома. Именно туда приходили войска и техника для фронта. Противник знал, где мы базируемся, и при налетах на Валуйки никогда не забывал выделить из 80–90 бомбардировщиков два-три десятка для бомбежки Уразово, чтобы предотвратить вылет истребителей полка наперехват.

Первые группы фашистской авиации, как правило, бомбили наш аэродром. Но дежурившие летчики почти всегда успевали подняться до удара, к ним присоединялись истребители других частей.

Помню, в конце марта двенадцать летчиков из нашей и шесть из третьей эскадрильи сидели в кабинах своих самолетов в готовности номер один, ожидая сигнала на вылет для сопровождения бомбардировщиков. Прошло полчаса – «петляковых» нет. И вдруг – ракета! Но в воздухе, оказывается, самолеты врага. Дежурное звено поднимается, а в этот момент в другой стороне летного поля, на месте, где только что стояла эта четверка, взрыв бомб потрясает аэродром. Там все в дыму и пыли…

Командир нашей эскадрильи взлетает прямо со стоянки поперек старта, за ним – Любенюк, я и остальные. Кому как удалось подняться – не видел: взлетали, кто как мог.

В воздухе вижу одного ведущего: он с неубранным шасси набирает высоту.

Передаю по радио:

– Командир, убери «ноги».

Любенюк энергично делает левый разворот и идет в обратном направлении. Высота – 2500, впереди – бомбардировщики. Они направляются к линии фронта. Это, видимо, те, что только что отбомбились на нашем аэродроме. Ведущий – в погоню, я – за ним. Даю полный газ, но отстаю по-прежнему. А противник со снижением удирает на запад.

Осматриваюсь и вижу: сзади метров на 500 выше моего «лавочкина» попутным курсом летит девятка «юнкерсов». Меня словно кипятком ошпарило – вот это да!

Сдержанно передаю Любенюку:

– Командир, мы их не догоним. Разворачивайся на сто восемьдесят – рядом со мной «юнкерсы».

Он меня не слышит. И я решаю вступить в бой, хотя одному это гораздо сложнее, чем парой. Сейчас, думаю, главное – не оробеть, вести круговую осмотрительность и все внимание – на противника. И – смелее, смелее вперед! – подбадриваю сам себя.

Вот я уже на одной высоте с «юнкерсами». Истребителей прикрытия у них нет. Стрелки открыли по моему самолету яростный огонь, но их трассы, словно шнуры серовато-голубого цвета, проходят выше и в стороне, значит, враги занервничали и бьют заградительными очередями прежде времени, видимо, рассчитывая запугать меня. Итак, медлить нельзя, нужно атаковать, и как можно быстрее: нападать на противника из того положения, в каком оказался ты в данную минуту.

Бомбардировщики идут плотным строем, как на параде. Конечно, один русский ястребок – небольшая сила, да и бортовое оружие у фашистов довольно мощное!

Сейчас «юнкерсы» представляют собой одну крупную цель. И я решил вести огонь по всей группе: длинная очередь – и может быть поражено несколько самолетов.

Стрелки продолжают огонь по моему самолету. Все внимание – на противника, слежу за ним через прицел и со 150 метров сам начинаю стрелять: очередь из пушек проходит по всей цели. Прекращаю атаку, оказываюсь позади группы и вижу: все они как летели, так и продолжают лететь – ни один не пошел к земле, как я надеялся в начале боя. Так не годится!

Ухожу вниз и оттуда с небольшим углом набора высоты открываю огонь… метров с 70. Снаряды ложатся в цель. Подо мной, сбоку, внизу летят куски дюрали. Один «юнкере» горит! От его левого мотора тянется длинный шлейф черного дыма! Надо добить! Он идет со снижением, горит, но надо, чтобы взорвался или развалился на куски… Бортстрелки с «юнкерсов» неистовствуют – со всех сторон ко мне тянутся нити трасс.

Расстояние метров сто… Еще ближе, ближе… Самое время открывать огонь. Но впереди моей машины трасса снарядов. Гляжу, сверху на меня сваливается четверка «мессеров». Ускользаю от атаки резким броском машины под фашистский Me-109, а потом набираю высоту. Вторая пара гитлеровцев оказывается под носом моего ястребка, и с предельно короткой дистанции я даю длинную очередь и резко отворачиваю в сторону, чтобы не столкнуться с плоскостью, отвалившейся от сбитого самолета.

Хочу взглянуть на него, а уже ведущий четверки идет на меня в атаку. Вызов принимаю. Расходимся на встречных курсах. Me-109 метров на 400–500 выше меня. Второй и третий истребители противника в полукилометре от ведущего. Видимо, ждут моей ошибки – момента, когда я подставлю им машину под удар.