Однажды вышел с завода поздно. Над полями висела темная ночь, хотя и видно было, как по небу сероватой рябью друг за дружкой плыли тучи. Прислушиваясь к собственным шагам, Власов думал, что все же смешно ловить главного инженера на дороге. Да и как он поставит перед ним вопрос? А что если Грищук не поймет его и ничего утешительного не подскажет? «Что, собственно, он может сказать, если Макарову уже позволено начать поиски новой схемы конструкции?»- спрашивал Власов у самого себя, хотя и знал, что вопрос о готовой конструкции еще окончательно не решен. Вдруг машина догнала его, остановилась.
— Садитесь, Василий Васильевич! — пригласил главный инженер. — Подвезу.
— Подстерегал, признаюсь, — смущенно сказал Власов. — Днем не могу к вам… А нужно потолковать.
Грищук указал место рядом с собой.
— Оно и лучше! Потолкуем без посторонних. Да, вот вам… мечтали о серийной машине — и ничего не получилось. Даже пробных не строим. Черт бы его побрал, этого Макарова, все перепутал! Посмотрим, что выйдет из его новой идеи.
— Но я думаю, Павел Иванович, что к оптимизму у вас нет оснований, — осторожно заметил Власов.
— Ничего не попишешь. Новатора, скажут, затираешь. Такое вокруг поднимется!.. Однако я скажу свое слово… Если оно потребуется, конечно. Не понимаю только, почему вы молчите, Василий Васильевич. Вы же весомая фигура в нашем творческом коллективе. Вам сколько угодно можно полемизировать, спорить, доказывать. Вы имеете право победить в поединке со своим учеником, наконец.
— Я расчитываю на вашу поддержку, Павел Иванович, — упавшим голосом сказал Власов.
— Что ж, можете рассчитывать… когда докажете свою правоту и заблуждение Макарова.
«Победителя любой дурак с удовольствием поддержит…»- уныло подумал Власов, чувствуя, что главный инженер просто не хочет вмешиваться в конфликт. Так ведь ему жить спокойнее…
Выйдя из машины Грищука, он медленно побрел по тротуару, с усилием передвигая ноги. Шли прохожие, но он не обращал на них внимания. Все было безразлично.
Очутившись возле кафе, Власов остановился в раздумье, зайти или не стоит? Вывел из нерешительности невесть откуда взявшийся Давыдович. Последнее время они часто встречались, вели дружеские беседы на разные темы. Власову приятно было, что этот неглупый адвокат каждый раз старался сказать ему что-нибудь хорошее, поддержать бодрость духа. Хотелось с ним поговорить, услышать доброе слово. Поздоровавшись, зашли в кафе. Здесь было полно народу. Окна запотели, над столами висел дымный сумрак. Присев к одному из столиков и распорядившись по части выпивки и закуски, Давыдович обратился к Власову озабоченно:
— Ну, живем то как, Василий Васильевич? Все среди неприятностей?
— Не живем, а доживаем, Михаил Казимирович, — вяло откликнулся Власов. — С корня начинаю сохнуть.
— Неужели он совсем порвал с вами? — участливо допытывался Давыдович. — Как можно!.. И это после того, как вы сделали из него человека! Ах, Федор Иванович!.. Кто бы мог подумать! А как же другие?
Подали вино и закуски. Власов не спешил с ответом. Выпил залпом бокал и, не закусывая, достал папиросу. Зажигая спичку, сказал, будто отмахиваясь:
— Не в этом дело! Все вежливы со мной… Да только что мне до того! Лезут с неуклюжими реверансами. Но я не мальчик, знаю цену подобным любезностям…
Вино, очевидно, сразу подействовало на него.
— Вся суть вопроса, видимо, сводится к тому, — адвокатским тоном сказал Давыдович, — что в наши дни никто не считает разумными жертвоприношения. Надо защищаться, Василий Васильевич. Надо смело защищаться! Вы мудрое слово сказали: «С корня начинаю сохнуть». Удивительно точное определение! Вот я и думаю…
Сквозь пелену табачного дыма Власов видел холеное, приятно улыбавшееся лицо адвоката, ощущал на себе его ласковый взгляд и чувствовал, как на душе легче становилось.
— Что же вы думаете, Михаил Казимирович? Вы начали было что-то говорить…
— Да, да! Я примитивно рассудил, Василий Васильевич. Чтобы не сохли корни, их надо поливать. — И Давыдович легко улыбнулся, точно продемонстрировал бог знает какое остроумие.
— Что-то в этом роде на днях говорила ваша дочь, — вяло заметил Власов. — Конструктору Трунину толковала. Засох, говорит, корень, питавший его живительной влагой… Это меня, значит. Обо мне шла речь… Умная девушка! Только зря переметнулась к Макарову. Значит, говорите, надо корни поливать? Чудаки вы, адвокаты, туман напускаете…
— Такова профессия, Василий Васильевич, — весело рассмеялся Давыдович.
— Хочется спать, — вдруг сказал Власов. — Пойду домой. — Жена станет беспокоиться, время уже позднее.
— Да ну, какое там — позднее! Мы почти и не поговорили.
— Что мне эти разговоры! — нахмурился Власов. — Достаточно я сегодня наслушался за день. Одни советуют смириться, другие сопротивляться. Советы давать легко. Вот и вы, простите, Михаил Казимирович, сморозили насчет корней… Пойду ка домой.
— Тогда я тоже, — сказал Давыдович, беря под мышку свой портфель.
В это время неподалеку от кафе шел своей неторопливой походкой Бобров. Он устал за день в воздухе и сейчас радовался, что под ногами была твердая земля.