Крылатые люди

Ожидая подмоги, чтобы понадежней захватить вражеского «гостя», Веня лежал в траве и думал: "Чудно получается: в двадцать девятом меня, юнца, спасли на «дорнье-валь», полумертвым вытащили из воды в море под Ялтой. И вот через пятнадцать лет передо мной потомок «дорнье-валь». Он сейчас жалок в своей растерянности! Видно, немцы в этом «дорнье» уже почувствовали, как колеблется почва. И заблудились потому, что не знают, куда теперь лететь. И в самом деле, куда? Некуда! Эх, право, лучше б было немцам строить мирные свои летающие лодки «дорнье-валь»: не сидели бы теперь вот так, не зная, куда деваться. Пили бы пиво, любили бы своих Гретхен, играли б на губных гармошках…"

Через остекление кабины немецкого бомбардировщика можно было разглядеть тусклое свечение приборов. Людей не было видно. Будто вымерли. Как-то не по себе стало. Зенков повернулся к Бирюкову:

— Николай Иванович, чуть загудит стартер, будем палить.

— У-гу, — не пошевелился тот.

— Но как это все произошло, скажи наконец?

— Как… Слышим, гудит самолет. По гулу вроде бы не наш, да и рано нашим, а он идет по кругу, мигает огнями. Мы и засветили прожектор, а он тут как тут, голубчик, покатился по полю. Подрулил сюда и стал, выключил моторы. Только тогда, видно, понял: что-то не то. И мы сперва, по правде говоря, опешили здесь, на старте. Все же понимаем, что те сидят, совещаются. Что делать? Думаю, наши бы в такой обстановке не растерялись: по газам да и айда! Этого, признаться, я и боялся, когда звонил в штаб. А они, как видишь, ничего, сидят тихо. Грустные в головах у них сейчас мыслишки…

— Веселого мало, — заметил Веня.

— Ладно, вон катит «штеерок»; сейчас мы им фитиль укоротим.

Через минуту подъехал «штеер», из него выскочили солдаты. Зенков крикнул:

— Ложись полукольцом! Взять на мушку кабины. Стрелять по моей команде.

Солдаты залегли веером сбоку бомбардировщика. Снова все замерло вокруг. Прошло минуты две. Рядом с Зенковым оказался солдат с автоматом:

— А ну-ка поверх кабины мазни очереденку! Только стекол не задень.

— Есть, товарищ подполковник!

Тишину и темень прорезала автоматная очередь. Это подействовало. Снизу заскрипел люк, опустилась вертикально крышка. «Штеер» направил туда свет фар. По ступеням спустился долговязый немец, ефрейтор. К нему мигом подлетел Зенков:

— Хенде хох! Немец поднял руки.

Боец с автоматом обшарил немца и вынул из кобуры пистолет. Немец спросил:

— Румынешти?

— Наин, Руссиешти! — ответил ему Веня. Обернулся и спросил: — По-немецки кто говорит?

Никто не откликнулся. Тогда Зенков показал немцу руками, чтоб тот вызвал из самолета экипаж. Немец понял мгновенно, не мешкая, крикнул в люк. Наверху зашевелились, стали спускаться. Их обезоружили. Как и следовало ожидать, все очень молодые парни, видно, из последнего набора.

— Скороспелки, — сказал Бирюков, снимая с последнего «гостя» пистолет с кобурой.

Зенков приказал своему ординарцу везти пленных в штаб. Когда ехали окраиной города, немцы между собой спорили и ругались. Но тут стали проезжать мимо кладбища, и они сразу примолкли. У некоторых могил светились лампады. Кладбище всегда-то навеивает невеселые мысли, а тут на пленных повлияло особенно. Может, подумали: "Не везут ли на расстрел?"

Но вот кладбищенские ворота остались позади, и немцы тут же обрели дар речи, стали между собой ругаться.

В штабе, когда с ними вели уже разговор через переводчика, штурман корпуса Георгий Павлович Молчанов спросил:

— Кто же из вас штурман?

Тот долговязый ефрейтор, старший в экипаже, кивнул на одного из юнцов. Георгий усмехнулся:

— Ну и простак же, так заблудиться!

Переводчик перевел и эту фразу, и тогда долговязый немец, как оказалось, яростный фашист, вдруг кинулся на Молчанова, хотел схватить его за горло. Молчанов оттолкнул его, стиснув крепко руки:

— Ишь какой обидчивый! Передай ему: Гитлер — капут!

На этот раз рассмеялись и переводчик, и все, кто был в штабе, кроме немцев.

Георгий Павлович уже вышел из штаба и направлялся на аэродром, как вдруг ему повстречался священник. Дородный и бородатый, в клобуке и черной мантии, он, поравнявшись, молодцевато козырнул Георгию:

— Здравия желаю!

Удивленный штурман отдал ему честь. Вечером в столовой, разговорившись с капитаном из политотдела, Георгий улыбнулся:

— Представь себе, иду сегодня на аэродром и попа встречаю. И тот вдруг мне козыряет, да четко так, по-военному. Пришлось и мне ему честь отдать. Занятный поп такой, красивый.

— Правильно сделал, — улыбнулся капитан. — Он был в этих местах всю войну и помогал осуществлять связь с партизанами. Заслуженный священник: у него два боевых ордена — орден Красного Знамени и орден Отечественной войны I степени. Очень хорошо, что ты отдал ему воинскую честь.

А еще через несколько дней Молчанов и Ульяновский оказались в комиссии, назначенной Главным маршалом авиации Головановым. Нужно было слетать в район только что оставленных немцами укреплений и оценить результаты бомбардировок, выполненных самолетами АДД. В комиссии оказался также инженер из саперной части, специалист по разминированию.