— Я тоже не понимаю, как все это может нам помочь, — заявил капитан Лич. — Могут ли главы отделов отправиться на консультацию со своими помощниками? Если у кого-нибудь возникнут новые соображения, то жду соображений через пять минут.
Гросвенф, не имеющий в своем отделе никаких помощников, проговорил.
— Нельзя ли мне задать несколько вопросов мистеру Корите, пока будет проходить обсуждение по отделам?
— Если никто не возражает, я согласен, — кивнул капитан Лич.
Так как возражений не последовало, Гросвенф спросил.
— Мистер Корита, вы свободны?
— А кто это?
— Гросвенф.
— А — а — а, мистер Гросвенф! Теперь я узнал ваш голос. Прошу вас, задавайте вопросы.
— Вы упомянули о том, что крестьянин с почти бессмысленным упорством цепляется за свой клочок земли Если это существо находится на крестьянской стадии цивилизации, то может ли оно представить себе иное с нашей стороны отношение к нашей собственности?
— Уверен, что нет.
— Существо будет строить свой план, уверенное в том, что мы не можем от него убежать, поскольку привязаны к кораблю?
— На его счет это совершенно верное утверждение Мы не можем покинуть корабль и тем спастись.
— Но сами мы находимся на такой стадии, — настаивал Гросвенф, — когда любая собственность означает для нас очень мало? Мы ведь не привязаны к ней так сильно?
— Я думаю, — твердо проговорил капитан Лич, — что начинаю понимать, к чему клонятся ваши рассуждения. Вы собираетесь предложить нам другой план?
— Да… — против желания голос Гросвенфа слегка дрожал.
— Мистер Гросвенф, — сурово заговорил капитан Лич. — Ведь я правильно понял, что за вашим решением стоят смелость и воображение? Я хочу, чтобы вы разъяснили его всем, — он заколебался и взглянул на часы — до истечения пятиминутного срока.
После короткой паузы снова послышался голос Кориты:
— Мистер Гросвенф, вы совершенно правы Мы можем принести эту жертву без духовных терзаний И это — единственное решение!
Минутой позже Гросвенф предоставил свой анализ обстановки всему составу экспедиции. Когда он кончил Скит, голосом чуть громче шепота, сказал.
— Гросвенф, вам удалось! Это означает уничтожение Ван Гроссена и остальных. Это означает уничтожение каждого из нас, но вы правы. Собственность для нас не важна. Что же касается Ван Гроссена и еще четверых пленников чудовища, — его голос обрел суровость и твердость, — то у меня не было возможности сообщить вам о своем докладе Мортону. Он не сообщил о нем, потому что я предполагал возможную параллель с некоторыми аспектами поведения земной осы. Это настолько ужасно, что я думаю следующее: немедленная смерть будет для этих людей избавлением от мучений.
— Оса! — крикнул кто-то. — Вы правы, Скит, чем скорее они умрут, тем будет лучше для нас и хуже для чудовища.
— В аппаратную! — приказал капитан Лич. — Мы…
Его прервал быстрый взволнованный голос, ворвавшийся в аппаратную. Прошла томительная секунда, прежде чем Гросвенф осознал, что он принадлежит металлургу Зеллеру.
— Капитан! Быстро присылайте в трюм людей и газометы! Я обнаружил их в трубе кондиционера. Существо тоже здесь, и я сдерживаю его вибратором. Это не приносит ему особого вреда, так что поторопитесь.
Капитан Лич отдавал приказы со скоростью машины, в то время как люди бросились к лифтам.
— Всем начальникам отделов и их штатам проследовать к шлюзу. Военному персоналу занять лифты и следовать за мной. Возможно, мы не сумеем загнать его в угол или прикончить в трюме. Но джентльмены… — голос его стал жестоким. — Мы должны избавиться от чудища и сделаем это, чего бы нам это не стоило. И мы больше не можем считаться с собой!
Когда человек обнаружил его гуулов, Икстль отступил с большой неохотой. Впервые острый страх поражения проник в его сознание, как тьма, сомкнувшаяся за стенами корабля. Первым его побуждением было ринуться в гущу людей и сокрушить их, но воспоминание об уродливых, сверкающих орудиях прогнало это желание. И он отступил с чувством опустошения, потеряв инициативу. Теперь люди обнаружат его яйца и, уничтожив их, сокрушат его надежду быть поддержанным другими «икстлями».
Теперь у него оставалось лишь одна цель. С этого момента он должен убивать и только убивать. Сейчас его удивляло то, что он думал прежде всего о воспроизведении, а все остальное оставлял на потом. Он холодно подумал о том, что зря потратил столь ценное время. Но чтобы убивать, ему необходимо было иметь оружие, которое разрушало бы все. После недолгих размышлений он устремился в ближайшую лабораторию, почувствовав тягу к такой поспешности, какой никогда раньше не знал.