Крылатый Ян

– Ты обязательно поправишься, дядя Радмир. Я все для этого сделаю, – прошептал мальчик. Он постарался крепко сжать своей крохотной ручкой большую горячую ладонь. И очень обрадовался, когда почувствовал ответную конвульсию в пальцах.

Больного оставили у себя, не стали бередить рану и перетаскивать его в библиотеку, где он жил всю свою жизнь. Мать строго выполняла наказы бабки Глафиры, меняла влажные компрессы каждые три часа, засыпала в раны порошок кроветвора – гриба, имеющего ранозаживляющее действие.

На третий день Радмир открыл глаза. Ян перебирал крупу к обеду, надув щеки и насупившись. Дядька тихонько позвал его по имени. Мальчик встрепенулся, словно птаха увидела солнце из-за туч, спрыгнул с табурета и подбежал к дяде.

– Ты очнулся? Ты выздоровел? – затараторил Ян, упав на дядину грудь и обхватив его руками и крылышками.

– Не так скоро, – еле улыбнулся Радмир, гладя племянника по голове, – Мне тебе сказать надо, – он сглотнул, втянул воздух ноздрями, постарался набрать воздуха как можно больше.

– Что? – Ян отпрянул от дядиной груди и смотрел, широко открыв глаза и не моргая, чтобы ничего не упустить.

– Я виноват перед тобой, – дядя криво улыбнулся, – Хотел еще много тебе показать на этом свете, научить. Силы злые дернули накинуться на этого аргона. Не подумал я, что у голодного детеныша может быть безжалостный родитель. Эх, Янчик, виноват я, сильно виноват перед тобой. Теперь тебе одному придется жить и набираться уму разуму.

– Нет, дядя! Не говори таких слов, замолчи! Ты бредишь опять! – Ян заплакал, сжав кулачками стеганое одеяло на дяде, – Ты выздоровеешь, поправишься, обязательно!

– Мал ты еще, – вздохнул тяжело Радмир и прикрыл глаза.

К вечеру он умер. Стиснув зубы, в горячем поту. Ян рыдал без остановки. Единственный для него родной человек оставил этот свет. Рано, внезапно и безвозвратно. Сердце Яна разрывалось от боли, голова трещала. Отец прикрикнул с угрозой наказания. Родители были молчаливо угрюмы. Мать брезгливо прибиралась и бухтела, что надо было все-таки перетащить больного в его дом, пока был жив. А теперь изба воняет лечебными травами и гнилью от раны. Еще и труп до утра стыть будет. А на улице мороз, окна не раскрыть, чтоб проветрить.

– Заткнись уже! – оборвал ее муж и ушел за старейшинами, чтобы быстрее провести захоронение.

Хоронили по обычаю на болотах. Все старики и человек пять мужчин среднего возраста – друзья Радмира – завернули мертвеца в грубую ткань, перевязали бечевой и, уместившись на двух санях, поехали еще до зари на север к черным топям. Как сани тронулись, один из молодых затянул басом похоронную песню. Остальные нестройно подхватили.

Ян сидел у окна, теребил край рубахи и редко всхлипывал. Один он остался, так чувствовал себя. Мать не подходила, не утешала. Будто у нее сердце каменное было. Совсем не жалела ни смерти дяди, ни горя сына. Прибралась, свечку потушила и спать легла. А Ян так и сидел до утра, исступленно вглядываясь вдаль через заиндевелое окно, туда, куда уехали похоронные сани.

Глава 4. Рожденный летать ползать не хочет.

Тяжело стало Яну одному. Никто дело дяди продолжать не стал – «зимние чтения» оборвались на середине азбуки. Ян вечерами один приходил в холодный дом, уставленный книжными шкафами под потолок, долго разжигал печь, зябко кутаясь в кафтанчик, пряча по очереди свободную руку в карманах. Затем при свете огня печки и маленького огарка свечи на столе приступал к чтению. Дом, построенный из толстого бруса, часто пугал Яна неожиданным стоном или скрипом – ветер пробирался в щели похозяйничать в опустелом жилище. Чтобы не отвлекаться на призрачные отзвуки, Ян иногда начинал читать вслух, с выражением, расхаживая по читальне. Когда история в книге была забавной, на душе мальчика становилось тепло и весело. И он на миг совсем забывал о своем горе и одиночестве.

Яну шел десятый год. За зиму крылья подросли, вытянулись до середины бедра. Оставаясь один в библиотеке, Ян раскрывал крылья полностью и пытался разглядеть их в маленькое зеркало на длинной ножке, сделанное из отполированной стали. Зеркало было у дяди реликвией, оставшейся от прапрадеда, который был среднекрылым мастером по ковке – изготавливал мечи, ножи, вилы и другой инструмент. Сам плавил металл, соединял в разных пропорциях, а затем выплавлял и вытачивал филигранные вещицы. Так рассказывал дядя, а ему – его дед, которого он застал еще живым в глубокой старости. Зеркало не отражало целой картины, только маленькие кусочки, отдельные перышки. Но Ян и увиденному радовался и вдохновлялся. Его намерения крепли вместе с растом крыльев.