Дал ему отхлебнуть половину оставшегося во фляге, после чего съели по плитке шоколада, потому что жрать хотелось не меньше, и добили оставшееся. Я отдал стрелку автомат с запасными рожками, объяснив, как из него стрелять, и два магазина к пулемету, а сам пошел впереди с «мг-42» наготове и сагайдаком через плечо. Двигались к железнодорожной колее. Насколько я помнил, проходить она должна вдоль реки. Впрочем, через город сейчас проложено несколько железнодорожных путей, почти к каждому крупному предприятию.
Стрелок движется за мной, строго повторяя мои маневры. Я иду — он идет, я присел — он присел, я лег — он лег. Курс подготовки синоби Гена не проходил, поэтому шума производит слишком много, хотя уверен, что перемещается очень тихо. Услышав голоса впереди слева, я припадаю к земле.
— Кто-то идет, — слышу в той стороне.
— Кошка или собака, наверное, — говорит второй.
— Сейчас проверим, — произносит первый.
— Не стреляй, свои, — сказал я сравнительно громко.
— Кто такие? — спрашивает второй.
— Летчики, днем… (упали) неподалеку, — ответил я на чистом русском языке, чтобы не было сомнений.
— Стойте на месте, ждите меня. Там мины, — произнес второй.
Появился он сбоку, держа винтовку с примкнутым штыком наготове. Наверное, разглядел на наших головах шлемы, успокоился, закинул ее на плечо.
— Идите следом за мной, ни шагу в сторону, — потребовал он и повел по дуге к полуразрушенному дому.
Под зданием был обширнейший подвал, который освещался «катюшами». Нас привели к командиру гарнизона, двадцатишестилетнему лейтенанту с простецким лицом крестьянина, взятого от сохи на время. Он сидел за обычным кухонным столом, на котором стояла «катюша» и маленький кувшинчик с пятью карандашами и лежали общая тетрадь, порядком потрепанная, и тонкая стопка листов писчей бумаги. На одном из них, положенном на газету, командир что-то писал, пока не увидел нас. Рядом с ним у другого стола поменьше, на котором стоял телефон, сидел на деревянном стуле рядовой с кислой физиономией, а сержант чуть моложе командира доставал кухонным половником банку тушенки из закопченного котелка с водой, висевшего над костерком.
— Командир, летчики с «Горбатого», — коротко доложил о нас боец и сразу вернулся на пост.
Я представился за обоих, сообщил, что были подбиты во время бомбежки, сели на вынужденную, спрятались в подвале до темноты.
— Я видел. Думал, вас нашли и убили. Мы из миномета по ним лупанули в отместку, — сказал командир, после чего спросил удивленно: — Откуда у вас пулемет немецкий⁈
— Одолжил у двух часовых, — ответил я и положил на стол военные билеты, письмо и две зеленые пачки сигарет «Номер пять»: — И вот это. Документы передайте в разведотдел, может, им интересны будут, а сигареты оставьте себе. Мы оба не курим. Пулемет и магазины к нему тоже получите, если проводите нас до переправы.
— Заберем и проводим! — радостно согласился лейтенант и сразу закурил, предложив по сигарете рядовому и сержанту.
Давно я не видел таких удовлетворенных физиономий.
50
До аэродроме Житкур мы добрались через Красную Слободу и Ленинск к обеду следующего дня, лежа в кузове грузовике, который вез туда мешки с мукой, крупами, сахаром. Ехали в полном смысле слова с ветерком, несмотря на то, что попытались загородиться мешками. Замерзли чертовски. Даже ночью во время переправы через Волгу на барже с ранеными, которую тащил маломощный буксирчик, было не так холодно.
— Я же говорил, что он фартовый, выберется! — улыбаясь, заявил подполковник Пивенштейн и обнял меня, как отец блудного сына, похлопав ладонью по спине. — Всё, проклятие двадцать девятого вылета ты осилил, дальше будет легче!
Любаша, как она заявила, тоже не сомневалась, что я вернусь. Это не помешало ей всплакнуть, уткнувшись в мою грудь. Ночь у нас была бурная, как в первый раз.
Командир полка одолжил мне свой самолет, пока пригонят новый. К следующему полету аварийный запас «Ил-2» пополнился немецкими флягой с питьевой водой, «мп-40», штык-ножом и зажигалкой. Плиток шоколада в кармане у каждого было по две. Кое-кто из летчиков полка последовал нашему примеру, хотя фаталистов было больше.
В тридцатом боевом вылете на штурмовике бомбили станцию Гумрак, расположенную западнее Сталинграда всем полком, в котором в строю осталось четырнадцать самолетов. Вести должен был командир Первой эскадрильи, но Армен уступил лидерство мне, сказав, что я быстрее найду станцию. А что ее находить⁈ Главное, определить, на какой именно колее находится, из нескольких, выходящих из города.
Станцию Гумрак прикрывали полтора десятка зениток малого и среднего калибра. Били довольно прицельно. На ней разгружали эшелон с танками и второй с тяжелой артиллерией. Немцы, как предполагаю, собирались возобновить приостановившийся штурм города, чтобы захватить до морозов. Они не догадывались, что севернее и южнее уже накапливаются войска для окружения Сталинградской группировки противника. Так что уцелевшие после бомбежки танки и пушки, если таковые будут, скорее всего, станут трофеями.