Крылья

Город, присыпанный свежим снегом, был чистенький, яркий, торговля шла бойко, но цены на хлеб изумляли своей скромностью. Лютин остановился на Ратушной площади, потолковал кое с кем у возов, не спеша поел в «Кабане и цыплятах», выпил пива в «Приюте кормчего», везде смотрел и слушал, как было велено. Между делом выяснил, что от самых Столбцов пригнали еще десять возов камня. Стену починяют и ворота ладят все новые. Господин Анджей приказал. И стражу набрали вдвое больше прежнего, а жалованье положили втрое. Потому как Вепрь, чтоб его подняло и прихлопнуло, с крайнами договор заключать не хочет. Совсем из ума выжил. Сказывают, у них весь урожай сгорел. Кабы не дожди, что с пригорской стороны пригоняло, ничего бы не собрали. Ладно, то его дело, зато в Пригорье больше не лезет. А то взял моду: полюдье ему плати. Ему плати, Гронским плати, в городскую казну плати – эдак вовсе без штанов останешься. В родимом княжестве Вепря поминали куда хуже, так что к этим разговорам Лютин остался равнодушен.

* * *

Покидая Бренну, он полюбовался рядом свежих срубов вдоль Трубежской дороги. Дома для беженцев, как его просветили, были построены и еще строились на золото крайнов. На снегу желтели груды свежих щепок, стружки, опилки. По привычке прикинув, что это самое подходящее место для поджога, Лютин бодро направился в Трубеж.

Дорога была хорошо накатана, да и морозец легкий. Обычные пригорские холода еще не вошли в силу. Можно было дождаться попутчиков или подсесть в степенно кативший мимо санный обоз, но тогда пришлось бы вести беседу, прикидываться, ломаться перед недоверчивыми крестьянами, а Лютину надо было побыть одному, подумать.

Легко Вепрю говорить: «Займись сам». Заниматься этим, мягко выражаясь, навозом самому Лютину сейчас не хотелось. Он устал. Три года в Косинце дались не даром. Да и опасно здесь. Видать, этого Луня внизу научили жизни. Хорошо научили. Одна только бойня в Волчьей Глотке чего стоит. Такой в случае чего миндальничать не будет.

В Трубеже было непривычно тихо. Все-таки какая-никакая, а столица, но все ходят будто пришибленные. Чисто, скучно, пустовато. Стражники с постными мордами не сидят по трактирам, а чинно прохаживаются по улицам. Даже и собаки не лают. Только галки на башнях орут по-прежнему.

Лютин полюбовался на дворец Гронских с высаженными воротами и выбитыми стеклами, усмехнувшись, сравнил его с комнаткой в сенежской цитадели, которую от щедрот своих выделил Элоизе и Стасу князь Филипп, и пошел в «Крылья крайна», где под кружку медовухи выяснил у одного стражника, что господин Влад Гронский тут не живет, а живет в казармах, гоняет всех в хвост и в гриву. Городскую стражу тоже удвоили, и стены чинят, и даже пушки где-то раздобыли.

– Кто же в городе правит?

– Да никто, – объяснили ему случайные собутыльники. Разговаривали они почему-то шепотом и все время оглядывались, – господин старший крайн по их бесконечному милосердию отлучение изволили снять. Даже господина Влада простили, хоть он и Гронский, но все одно в городе бывать не желают. И своих не пускают никого. Не доверяют, значит. Тут теперь все дыхнуть лишний раз боятся, не то что по бабам или там надраться как следует. Не только собственных жен, кошку пнуть и то опасаются. Слово какое погорячее сказать – ни-ни. Оттого-то Устин у нас теперь и сидит, как воды в рот набрал. Черных слов говорить нельзя, а других-то он еще не выучил.

– Чё ж это вы так? – всерьез удивился Лютин.

– А ты походи под отлучением – узнаешь, – угрюмо ответили ему. – Ни жить, ни дышать не захочешь. Трубеж крайнами строен. Они и живали тут целыми семьями, а теперь каким-то Дымницам и то больше чести, чем нам. У них, говорят, крайны на праздниках и поют, и пляшут, и вино пьют, не брезгуют.

– А какие они, крайны-то?

– Такие, – растолковали ему, – молодые, собой прекрасные.

– Крылатые? – не отставал Лютин.

– Дык ты… как тебя, совсем тупой? – высказался наконец молчаливый Устин. – Где ты видел крайна без крыльев?

– Я никаких не видел, – благодушно отозвался Лютин. Стало быть, Дымницы. Слухами питаться нельзя, по трактирам выведать ничего не удается, придется искать встречи с крайнами. Но лезть прямо на знаменитую Крайнову горку ему не хотелось. Пожить надо будет в этих самых Дымницах, приглядеться.

* * *

В Стрелицы Лютин пришел засветло. Он думал об осторожности, строил планы, как войти в доверие к дымницкому старосте, но все оказалось просто, так просто, как он и мечтать не смел. После сытного ужина он небрежно спросил у крепкой костистой старухи, много лет служившей у Кривого Алека подавальщицей, дорогу в Дымницы. Бабка тут же подсела на край лавки, сочувственно пожевала губами, вся в предвкушении приятного разговора о разных хворях.

– Чем маешься, милый?

Лютин еще не знал, чем мается, но сделал скорбное лицо и тяжко вздохнул.

– Сам-то дойдешь? Али тебе лошадей поискать? Федор наш вроде собирался в ту сторону.

– Дойду как-нибудь, – смиренно заметил Лютин, – знать бы куда.