Уиллисис расправил плечи, поднял руки перед грудью и согнул ноги в коленях. Взгляд его блуждал, не останавливаясь ни ком и ни на чем.
Уотервею показалось, что Храмовник находится в глубоком трансе, и справится с ним вполне возможно.
– Арбалеты! К бою! – Взревел генерал. Испытывать судьбу он не захотел.
Храмовник, не смотря на свой почтенный возраст, был опасным противником, и исход поединка не был известен заранее.
Солдаты нестройно зашевелились, неохотно целясь в Настоятеля Храма.
Кто-то явно целился выше его головы, но десятка два убежденных приверженцев Уотервея прицелились в грудь Храмовника.
– Ты сам все за себя решил, Уотервей. – Негромко произнес Уиллисис.
– Пли!!! – Закричал генерал и взмахнул над головой мечом.
# # #
– Ты хороший, Самсон… – Прошептала Вера мне в плечо.
– Ты очень хороший. И Уиллисис хороший. Он сейчас за нас дерется. Нет! Правда дерется! – Вера уперлась мне в грудь кулачками, отстраняясь, и посмотрела мне в лицо укоризненным взглядом.
– Я, верю тебе, верю… – Прошептал я и попытался снова прижать ее к груди.
– Нам идти надо. – Проворчала Вера сердито. – Нам идти надо, а ты…
– А что я? – Улыбнулся я. Приятно мне было Веру обнимать. Теплая.
– А ты устроил, тут понимаешь, обнимания всякие! – Передернула Вера плечами.
– Дави на свои рычаги, а том пока мы тут прохлаждаемся либо сила из Ключа уйдет, либо канаты заржавеют.
– Не заржавеют, Веруня. – Отозвался я. – Правда, не заржавеют. Если они за сотни лет не заржавели, то уж за несколько-то дней с ними по любому ничего не случится.
Я подошел к стойке Ключа и повернул рукоятку. Платформа едва заметно дернулась и поползла через перекрытия вверх. Вначале медленно потом все быстрее и быстрее.
– Не так быстро! Самсон! – Крикнула Вера, по-прежнему не убрав из голоса одобрительно ворчливых ноток.
– Разъездился.. Разгонишь платформу, она, во что ни-будь ударится, и сломается. Обязательно сломается, если сильно разгонится. Ты Самсончик совсем головой не думаешь. А думать же надо, прежде чем ты, что-то делаешь. Надо?
– Надо… – Согласился. – Ты Вера не бойся за Храмовника. Он такое умеет, что нам и во сне не приснится. Он все равно живым до Королевы дойдет. – Вера замерла с открытым ртом. Потом скривилась, хитро и выпятила нижнюю губу.
– А кто тебе сказал, что я про Храмовника думала?
– Да почудилось мне. – Начал я оправдываться.
– Вот с женщинами всегда так.
– Что б они тебе ни говорили, ты чувствуешь себя перед ними виноватым.
– Вот в чем я виноват, что мне наяву грезится? А? Да ни в чем же! И Вере вот тоже грезится.
– Нам обоим наяву грезится, и Уиллисис, что с Солдатами дерется, и Ландгрувер, будто подсказал где шахту можно отыскать.
– Я вот еще думаю – не его ли это рук дело с удачной норой?
– Так же просто не бывает, когда с первого раза такая хорошая нора находится? И с топливом и с катализатором, и картинка вот эта с небом, тоже ведь, не просто так, наверное? Тоже не просто так?
– Ты чего замолчал? – Прошептала Вера. – Поговори со мной Самсон. Ну, пожалуйста, поговори, тихо мне так.
– Да-да, Верунь. Задумался я что то. Тебе ведь тоже Храмовник грезился.
– Нам уже давно видения всякие в голову лезут. И нору мы с тобой правильную нашли. Про шахту тут и говорить нечего. Ландгрувер помог. И поклон ему низкий за это. А вот нора, в которую я тебя спрятал. Почему там уголь оказался и катализатор, и нары крепкие и дверь не шаткая? А?
– Да уж. – Рассеянно отозвалась Вера. – Самсон! А Самсон! А Ландгрувер говорил, что на этой платформе выше, чем на двадцать уровней подниматься нельзя.
– А почему это? – Оскорблено поджал я губы. Ландгрувер конечно молодец. Тут и говорить нечего. Но, уж как, то совсем не правильно получается. Вроде как мы не сами на Крышу идем, а за ручку нас ведут. Всем Городом ведут за ручку.
– А он сказал, что за двадцатым уровнем уже на этой платформе ехать опасно. Может, сломается она там, может, перекрытия развалились, и с нее не слезть. Почем я знаю, Самсон? Это ты у нас такой умный! Ты же все знаешь! Вот и разберись почему?
–Ну, вот опять. – Я поежился не хорошо.
– То, дурак, то умный. То любимый то противный. Логики же никакой. Никаких же выводов не сделаешь. Ну, совсем никаких.
– Нужно половину разговора выбросить, а про другую – думать. Или нет. Не так надо. Надо все замешать и какую-то половинку найти.
– Вот можно посчитать сколько раз она мне сказала, что я хороший, а сколько раз сказала, что я плохой. И если я хорошим буду больше чем плохим, значит, я совсем-совсем хороший.
– Можно так? Можно, наверное, но вот как быть, если она говорит, что я плохой, но думает, что я хороший?
Платформа, едва слышно поскрипывая несла нас вверх. Через глухие, едва просматриваемые провалы уровней, через развалившиеся переходы с одного уровня на другой, через перекрытия и бетонную мешанину балок и железа.
– Самсончик… – Прошептала Вера. – Ты что? Обиделся?
– Что, Верунь? – Не понял я.
– Ты обиделся. Я не нарочно. – Вера шмыгнула для убедительности носом.