Крылья

Вскоре показался пилот. Как и во время первой нашей встречи на лодке, он был в мешковатом комбинезоне и прозрачном круглом шлеме. Однако, когда мы залезли в кабину, он снял шлем и бросил его на заднее сиденье.

— Зачем вам эти костюмы? — спросила я. — Вчера ведь мы летали без них.

Кажется, он хотел опять ответить, что это долго объяснять, но, взглянув на меня, рассмеялся и передумал.

— То было вечером, — сказал Раджив. — Все дело в магнитном поле. У вашей планеты оно слишком слабое, даже не покрывает ее целиком, а лишь отдельные районы… Из-за этого уровень солнечной радиации, ну, вредных частиц, которые прилетают вместе со светом, в несколько раз выше, чем на нашей Земле. Вы-то к этому адаптировались, вам в некотором роде это даже пошло на пользу — из-за высокой радиации у вас больше мутаций, а значит, быстрее протекает эволюция. Ваша планета, как и вся система Бруно, моложе нашей, однако жизнь здесь уже достигла того же уровня развития… А для нас ваше солнце смертельно опасно, оно может нарушить работу не только естественных систем организма, но даже нанохилеров. Корпус флаера, как и стены домов, защищает от радиации, но на открытом воздухе днем нам нужны защитные костюмы.

«Мутации, — подумала я. — Доктор Ли сказал, что мои крылья тоже мутация».

— Вот, значит, почему ваши дома соединены подземными туннелями, — сказала я вслух. — Чтобы лишний раз не выходить на солнечный свет.

— Да.

— А что такое система Бруно?

— Бруно — так мы назвали ваше солнце, — пояснил Раджив. — Вы первая инопланетная цивилизация, открытая нами, поэтому вашей звезде мы дали имя астронома, который первым отстаивал идею множественности обитаемых миров. Это было много столетий назад; его… Ладно, полетели.

Мы промчались над ослепительно сверкающим морем и углубились, как выразился Раджив, «в воздушное пространство Гантру». Вот уж что не пришло бы в голову гантруским правителям, так это что у них, помимо земли и территориальных вод, есть какое-то воздушное пространство. «Для птиц нет границ», — как гласит старинная поговорка.

В тот день мы летали больше трех часов, хотя, когда Раджив сказал мне об этом, я поверила с трудом — настолько незаметно промелькнуло время. Тем не менее цифры на ИЛ Се, которые я уже научилась читать, показывали, что топливо кончается и пора возвращаться. На обратном пути Раджив даже позволил мне разогнаться до сверхзвука, предупредив, чтобы я держала курс строго прямо и не дергала ручку почем зря. Впрочем, бортовой компьютер не позволил бы мне превысить допустимую перегрузку.

На третий день мы с Радживом, залетев подальше от поселений, отрабатывали посадку. Уменьшить тягу, снизиться и перейти на маховый режим было нетрудно, куда сложнее оказалось опустить флаер в намеченной точке. С первой попытки я проскочила лишние три сотни локтей. В той ровной каменистой пустыне, которую мы избрали своим полигоном, это не имело значения, а вот при попытке уместиться на маленькую площадку, выплавленную в скалистом склоне Зуграха, я бы при таком заходе наверняка разбилась. В следующий раз, пытаясь учесть свою ошибку, я, естественно, не долетела, и пришлось дотягивать до цели на бреющем полете в маховом режиме, в котором машина управлялась сложнее, чем на реактивной тяге. Раджив, однако, продемонстрировал, что под управлением опытного пилота машущий крыльями флаер может творить чудеса — не только зависать над точкой и разворачиваться на месте, но даже двигаться хвостом вперед.

Впрочем, заметил он мне в утешение, с помощью мозгового импланта все это проделывать намного легче, чем с помощью ручки. К тому моменту, как мы взяли курс на базу, у меня уже получалось заметно лучше, хотя, конечно, посадку на Зуграхе Раджив мне не доверил — и был прав.

На четвертый день с севера прилетел еще один флаер. На нем прибыли зоологи, изучавшие фауну Йертаншехе. Их было шестеро, и у главного была борода, словно у воцумаки! Когда они в своих защитных комбинезонах выбирались из кабины, я ожидала, что они будут вытаскивать шкуры и чучела животных или, может быть, даже живых зверей в клетках. Но весь их багаж состоял из плоских серебристых чемоданчиков. Обо мне благодаря радиосвязи они уже знали, но все же приставать прямо к ним, нарываясь на очередные «неважно» и «долго объяснять», я не решилась и спросила Валерию, почему они не привезли образцы.

— Они привезли образцы четырех сотен видов, — улыбнулась инопланетянка. — Просто нам нет нужды брать для этого целых животных. Достаточно их генетического кода, по которому впоследствии можно воссоздать живой организм.

Вообще же прибытие новой группы вызвало оживление, пришельцы, проведшие врозь многие месяцы, предпочитали общаться друг с другом, и всем, включая Раджива, было не до меня. Когда же я наконец отловила пилота, он огорошил меня новостью:

— Мы улетаем сегодня вечером.

— Все? — только и спросила я, чувствуя, как похолодело внутри.